Семеро Тайных
Шрифт:
После короткой трапезы, когда у костра осталось еще с десяток жареных гусей, подобревший Олег разрешил белоснежного красавца вести в поводу, а сразу за лесом в маленькой деревушке купили еще лошадку. Колоксай приободрился, оба верховые, к тому же лошадка оказалась резвой, неслась вскачь, и хотя белоснежный жеребец успевал без труда, Колоксай косился на мудреца с растущим уважением: умеет выбирать коней, а сколько его воеводам всобачивали негодных, хилых, а то и вовсе надутых, дабы выглядели толстыми и сытыми!
Олег держался в седле ровно, покачивался в такт скачке. Он уже забыл, как понял Колоксай, о скудной, по мерке волхвов, утренней трапезе, для которой в рассеянности снес с пиршественного стола какого-то заморского владыки все подряд и перебросил в дикую чащу, тем более не помнил о пещере с сокровищами, что отыскал в руинах древнего города и с небрежной щедростью, что заставила бы другого владыку удавиться от зависти, подарил, даже не глядя, незнакомым людям...
Непривычное чувство облегчения вошло вовнутрь, растеклось. Он ощутил себя странно умиротворенным, губы раздвинула глупо-счастливая улыбка. Перехватив взгляд волхва, объяснил:
— Впервые не я веду, а меня... Непривычно!
— Скоро наскучит, — предостерег Олег.
Колоксай удивился:
— Я войско водил и на журавлевцев, и на урюпинцев, в болотах вязли, в горах замерзали... и ничего, им не наскучило!
— Ты из другого теста, — буркнул Олег. — Или глины. А то и вовсе не глины, а дерева. Или металла.
На дорогах все чаще обгоняли груженые подводы. Немногословные поселяне везли мешки с зерном. Корзины с яблоками, рыбу в бочках и лоханях, везли битую птицу. Когда ехали мимо леса, там слышались частые удары топоров. Верхушки деревьев то одна, то другая вздрагивали, медленно валились набок, доносился треск сучьев.
Колоксай оглянулся, кивнул на пару могучих коней, что вытаскивали из леса огромный ствол вековой сосны.
— Кто-то строится...
— Вряд ли селянин, — согласился Олег. — Ему хатки ставят попроще...
Колоксай поморщился:
— Если я каждому холопу будет ставить терем, то мое царство быстро пойдет прахом.
— Прахом ли?
— Прахом, — отрубил Колоксай.
Впереди открылся на возвышении град, такой радостный, что даже у хмурого Олега посветлело на душе. Новенький, словно игрушечный, он блистал стенами теремов и городских стен из свежеошкуренных бревен, крыши словно из чистого злата, покрытые ровными, любовно подогнанными плашками из гонты, даже отсюда видны затейливые коньки на крышах, изукрашенные ставни, наличники. Даже сараи и конюшни поставлены так, словно человек не раз еще возвращался к ним, что-то подделывал, украшал, поправлял, превращая простой хлев в место для посиделок.
Колоксай смотрел равнодушно:
— У тебя есть какая-то цель? Или же скитаемся просто так?
— Цель есть, — ответил Олег, — но к ней на коне не подъедешь.
— А на козе?
— Смотря что назвать козой.
За городской стеной паслись огромные стада, таких тучных коров Олег еще не встречал. Вымя каждой почти волочилось по земле, а дальше берег был белым от гусиного стада, шумного, но по-барски ленивого, разнеженного. Немногие еще плавали, другие же степенно выбирались на берег, гоготали и топали в сторону городских врат.
Колоксай мазнул спокойным взором, конь под ним пытался повернуть на дорожку, что вела в град, но властная рука хозяина направила мимо.
Когда они ехали почти под городской стеной, сверху закричали, голоса были радостными. Колоксай помахал в ответ, но глаза смотрели прямо перед собой.
Они миновали врата, когда там заскрипело, вскоре послышался стук копыт. Колоксай ехал, погруженный в свои думы, оглянулся Олег.
Их догоняла на красивой гнедой лошади молодая девушка. Ее золотые волосы растрепались по ветру, только на лбу их прижимала голубая лента. Ветер теребил конскую гриву, всадница пригнулась, лошадь неслась легко, копыта брезговали землей, тонкие мускулистые ноги красиво месили воздух.
Олег остановил коня, остановился и Колоксай. Всадница начала придерживать свою разгорячившуюся лошадь, та фыркала, трясла гривой и пыталась встать на дыбы, всячески объясняя, что готова мчаться хоть на край света.
Девушка была в самом деле легкая, как мотылек, стройная и гибкая, глаза смеялись, а щеки от быстрой скачки разрумянились, как наливные яблочки. Когда улыбнулась, зубки блеснули такие белые, ровные и чистые, что Олег едва не сунул ей палец, чтобы куснула, как веселый щенок.
— Муж мой и повелитель! — воскликнула она в великом удивлении. — Ты ведь ехал к нам... или не к нам? Почему миновал свои владения?
Колоксай кивнул с виноватой усмешкой:
— Милый мой Зимородок... Прости, но меня зовет вдаль что-то очень могучее. Я не могу противиться этому зову.
Он покосился на Олега, но тот молчал, посматривал на обоих. Девушка от удивления широко распахнула глаза, удивительно синие, чистые, как у ребенка:
— Зов?.. Боевой трубы?
— Нет...
— Но ты собрался на войну?
— Нет, — покачал головой Колоксай. — Нет.
Она старательно хмурила чистый лобик, даже губу закусила, отчего ее милое личико стало до смешного задумчивым.
— Конечно, не на войну, — решила она. — На войну готовятся задолго. Но куда так спешно?.. Заедь, отдохни, повеселись. И твоему спутнику будет нескучно.
Колоксай даже не повел бровью в сторону града, где, как понял Олег, хозяйкой эта удивительно милая и хорошенькая девушка, одна из жен Колоксая. В глазах витязя росло злое нетерпение. Конь под ним переступил, сделал шажок, отодвигаясь от хорошенькой игривой кобылки, что норовила пихнуть боком.
— Прости, — ответил Колоксай, — я не могу. Мне надо спешить.
— Но куда? — просила она непонимающе. — Если не на войну...
— Не на войну, — сказал он, — не беспокойся.
Олег видел, как в синих глазах что-то изменилось. Кукольное личико посуровело, а по-детски пухлые губы отвердели. Она спросила негромко:
— Если не на войну... тогда к другой женщине?
Колоксай отмахнулся:
— Да нет же.
— Да, — возразила она убежденно. Румяные щеки на глазах теряли цвет, бледнели. В глазах блеснули слезы, а голос внезапно задрожал: — Мой повелитель, я не виновата, что не могу зачать твоего ребенка!.. Но ведь и никто из твоих жен и наложниц не может!.. Но мы принесем жертвы богам, воздвигнем новое капище, и боги сжалятся!.. У меня будет твой сын!