Семейная хроника
Шрифт:
Люди собрались в гостиной, они сидели тихо в траурных одеждах, но без тени траура на лицах. Борис очень волновался, здесь, как в картах ва-банк, было поставлено всё – семья, дети, жена, надежда на успех, его будущее, наконец. Нотариус неторопливо развернул завещание, огласив, что все предыдущие не имеют силы, а значимо только это последнее, принялся читать. Из завещания стало ясно, что все деньги старуха завещала своему племяннику и племяннице строго пополам, дом и вся мебель достались любимой горничной и старику камердинеру, также пополам, а своему любимому мужу Борису она завещала двести рублей, чтобы он мог покупать цветы и класть ей на могилу, и свою неземную любовь.
Бориса чуть не хватил удар. Он больше истратил на эту старуху собственных денег, и теперь его просто обманули, надули, как последнего дурачка. Он потребовал ещё раз прочитать завещание, сам несколько раз внимательно
Племянники не скрывали своей радости по поводу получения наследства. К Борису подошла только пожилая горничная и предложила оставаться в этом доме, пока он не подберет себе другого жилья. Борис был подавлен, потрясен. Его, как собаку, выбросили из дома. Все его надежды рухнули как карточный домик. Он вдруг понял, что остался один, без денег, без семьи и без жилья. От ярости у Бориса постоянно болела голова, он не мог есть, пить. Друзья боялись, что он тронется умом, и поместили его в хорошую клинику. Через две недели Борис вышел оттуда, немного успокоившись, с намерением начать новую жизнь.
Глава III
Последнее письмо
Почту принесли, как обычно, после завтрака. Внимание Ольги привлек большой пакет. Она разорвала конверт, руки почему-то дрожали. Улыбнувшись, она прочитала первые слова:
«Милый друг!
Я пишу это письмо и думаю о том, что сегодня исполнилось ровно девять лет, как мы впервые встретились с тобой. Это не круглая, но все-таки дата. Девять лет постоянной переписки, радостного общения, я не говорю о чём-то большем, что связывало нас. Я боялся признаться себе, а уж тем более тебе, что любил все эти годы только тебя одну, и, наверное, именно это чувство согревало мою душу, позволяло жить, писать, страдать, надеяться и верить, что когда-нибудь настанет день, я буду смел, а главное, свободен, чтобы сказать тебе о своей любви. Это слово слишком часто употребляется в литературе, оно затерлось, потеряло первоначальный смысл, утратило ту нежность, которая ему присуща. Я думаю, что любовь и дружба – это слишком сильные чувства и надо иметь огромный талант, чтобы любить или дружить. Мы талантливо дружили все эти годы, а сегодня я как бы подвожу некий итог нашим отношениям. Что изменилось во мне или в тебе? Я по-прежнему женат, по-своему люблю жену и детей и никогда их не оставлю, ты это прекрасно знаешь. Почему же вдруг именно сегодня я решил открыть тебе душу, не рассчитывая на взаимность с твоей стороны и ответные признания? Всё дело в том, что я ухожу на фронт и, может быть, не смогу больше писать тебе, да и ты не сможешь отвечать мне. Ты удивишься, испугаешься, расстроишься, будешь переживать за меня, но я делаю это вполне осознанно. Да, я совершенно не пригоден к военной службе, никогда не держал в руках оружие, плохо представляю, как люди воюют. Да, для меня совершенно противоестественно убивать. Я хочу давать жизнь: детям, книгам, картинам. Но я не могу сидеть в стороне и быть простым наблюдателем того, что происходит. Мне, как художнику, надо быть в гуще событий, чтобы лучше понять, что происходит со мной, с моей страной, со всеми нами. О моем решении вступить в армию не знает никто, даже моя жена. Я тебе первой пишу обо всём, потому что, когда ты получишь моё письмо, я буду уже так далеко, что никто и ничто не заставит меня переменить своего решения, поэтому моя сегодняшняя исповедь посвящена тебе, и только тебе, милый моему сердцу человек…»
Ольга отложила письмо. Она вспомнила свою первую встречу с Георгием. Прошёл год, как она уехала из Москвы, продав там дом.
Однажды, придя домой, она увидела за столом незнакомого молодого человека, который при первом же взгляде привлёк к себе внимание. Внешне он был некрасив, но черные глаза его горели каким-то нечеловеческим блеском. Он был высок и худощав. Ольге представился просто: «Георгий Новиков».
Он приехал в их город с друзьями-художниками. Они привезли свои работы на выставку и остались здесь ещё работать. За столом он увлечённо рассказывал о жизни в Петербурге, упомянув о том, что у него есть жена и маленький сын. Ольга весь вечер не сводила с него глаз. Это было как наваждение, как гипноз. Этот человек притягивал её, словно магнит.
Через несколько дней было открытие выставки, и она впервые увидела его работы. Сначала она ничего не могла понять, ведь его работы были так не похожи на картины, виденные ею ранее. Здесь не было привычных для сердца пейзажей и натюрмортов. Его живопись была необыкновенно яркой, декоративной. Сюжет не сразу становился понятен для зрителей, только приглядевшись, можно было вникнуть в суть. Картины будоражили душу, заставляли взглянуть на окружающую действительность другими глазами, призывали думать, рассуждать, философствовать. Георгий сказал, что его работы нравятся далеко не всем, но сам он получает колоссальное удовольствие от своего творчества.
Ольга неторопливо осматривала выставку, много было новых незнакомых имён, чьи работы заинтересовали её. Вечером она пригласила всех на ужин. Ольга уже пришла в себя после отъезда из Москвы, дом вновь был полон гостей. Здесь, как и в былые годы, собирались художники и музыканты, писатели и поэты. Было весело и шумно, гости много спорили, не слушая друг друга.
В то время в искусстве появилось новое направление – модерн, его приверженцы отрицали старую академическую школу, пытались найти свои пути и решения. Георгий очень аргументировано доказывал Ольге, что столь любимая ею реалистическая школа живописи давно устарела, что надо идти другой дорогой, пытаться не просто фотографировать действительность, а отражать её через призму собственного мировоззрения. Ей много было непонятно из его слов, но она слушала очень внимательно. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей интересно рядом с этим человеком, хочется поехать с ним на этюды и вообще пойти за ним на край света. Её испугала вспыхнувшая влюбленность. Она впервые после разлуки с Борисом вдруг почувствовала себя женщиной, ей показалось, что и Георгий проявляет к ней особый интерес, ему хочется объяснять и рассказывать что-то ей, и только ей.
В тот вечер они проговорили до утра. Гости уже давно разошлись по своим комнатам, они же сидели в гостиной у остывшего самовара и говорили, говорили, как будто давно не видевшиеся друзья, которые торопятся рассказать друг другу обо всех тех событиях, что произошли с ними до этой встречи. Георгий слушал внимательно, не перебивая, он вообще умел слушать.
Вернувшись в родной город, Ольга почувствовала необыкновенный прилив сил. Будто родные стены и впрямь помогали ей. Казалось, что все последние годы она просто спала безмятежным сном, а теперь проснулась и поняла, что жизнь продолжается. Ей приходилось самой решать массу проблем: как содержать семью, как приумножить капитал. Она не могла простить Борису его измены и поняла, что должна навсегда забыть этого человека. Лишь Наталья Дмитриевна, изредка напоминала ей о муже. Ольга была в курсе всех событий его жизни. Она знала, что он женился на богатой старухе и теперь ждет её смерти, чтобы завладеть деньгами. Ей было и больно, и обидно, что она любила столь ничтожного человека.
Борис ни разу не появился в их городе с самого переезда из Москвы. Он писал матери подробные письма, где разукрашивал свою жизнь самыми яркими красками. У Ольги сначала всё это вызывало лишь ярость, но потом, по прошествии времени, боль улеглась, душевные раны стали затягиваться, Множество новых дел отнимало всё свободное время, и она стала понемногу забывать Бориса. Но дети… они помнили и любили отца.
Ей всё труднее приходилось объяснять им, почему у их сверстников по гимназии есть и мама, и папа, и дедушка, и бабушка, а у них только мама и бабушка. Сначала Ольга говорила, что папа уехал в далёкую командировку. Они верили, бабушка читала им отрывки из писем, где он писал, что очень скучает по детям, матери, жене. Ольга просила через Наталью Дмитриевну, чтобы он не посещал их и не виделся с детьми, да и сам Борис не очень-то рвался к общению с ними.
Ольга активно занималась делами. В ней будто проснулись отцовские купеческие гены. Друзья отца охотно помогали ей. Оставшихся от продажи московского дома денег хватило на то, чтобы вновь выкупить отцовский магазин готового платья. Ольга училась и бухгалтерии, и умению вести дела. Столь ненавистная ей математика, которая так пугала в гимназии, стала теперь любимым занятием. Она заключила ряд удачных сделок, получила большие проценты. Дела в имении тоже шли хорошо и давали немалую прибыль. Будто сама судьба помогала ей.
За год на счету накопилась немалая сумма, и друзья отца предложили ей купить ситценабивную фабрику, самую крупную в городе. Ольга сначала отказалась – уж больно в плачевном состоянии было оборудование, да и само здание требовало ремонта, – но потом всё-таки решила рискнуть. В ней теперь горел огонь азарта. Однако это было не просто везение, а кропотливый ежедневный труд. Она с утра до позднего вечера была на фабрике. Сама вникала во все вопросы: где купить стройматериалы, откуда привезти станки? Ольга решила сразу расширять производство, а для этого нужна была хорошая техника. Директор банка, знавший отца, дал большую сумму под приемлемые проценты, и работа закипела.