Семейная хроника

Осмоловская Нина Николаевна

Через полгода фабрику было не узнать. Продукцию охотно раскупали и в Москве, и в Петербурге.

Ольга мечтала о том, чтобы налаживать и заграничные связи. Она даже внешне изменилась: из маленькой, хрупкой, наивной девочки превратилась в требовательную и властную хозяйку, никому не позволяя обмануть или обидеть себя.

Однажды, вернувшись домой, она застала Наталью Дмитриевну в слезах. Испугавшись, что случилась беда с детьми, она нетерпеливо спросила: «Что произошло?» Наталья Дмитриевна рассказала сквозь слезы, что получила подробное письмо от сына, где он пишет о том, как его жестоко обманули, что его покойная супруга Олимпиада Соломоновна не оставила после смерти ничего ему в наследство, что он разорен, без денег, без дома, без семьи. Находится в полном смятении чувств и просит разрешения приехать к ним.

Ольга сначала даже обрадовалась такому повороту событий, ей так давно хотелось, чтобы судьба как-то наказала бывшего супруга за его жадность. Но теперь боль, обида и жалость перемешались в ней. Ведь это был не только муж, но и отец её детей. Наталья Дмитриевна умоляюще смотрела на Ольгу и просила: «Ну, ты видишь, мальчик так переживает, готов на коленях просить у тебя прощения, его жестоко обманули, разреши ему приехать». Ольга подумала, что это будет даже неплохо. Пусть бывший муж посмотрит на её успехи, да и дети давно его не видели. Главное же, ей самой хотелось увидеть Бориса, несмотря на ту глубокую рану, которую он нанёс. Тем более что это был единственный в её жизни мужчина, которого она когда-то искренне любила.

Борис приехал через неделю. Его трудно было узнать. Он похудел, глаза провалились, со щёк исчез былой румянец, да и весь его вид был жалок. Дети тоже не сразу подошли к отцу. Они стояли на расстоянии, не зная, как себя вести. И только Танюша первая бросилась на шею к отцу и радостно закричала: «Папочка, папочка приехал!» Наталья Дмитриевна ласково обняла сына, сквозь слёзы шепча: «Как же ты похудел, как жизнь измотала тебя!» Будто не он сам сотворил все эти беды.

Ольга смотрела на мужа и удивлялась, как она могла любить этого жалкого человека. Он теперь казался ей просто неудачником. Увидев Бориса, она поняла, что переболела своей любовью к нему, что она наконец избавилась от тех чувств, что мучили по ночам, когда она вспоминала того молодого человека, которого знала в юности.

Теперь перед ней стоял совершенно чужой человек, он ей был неинтересен. Совсем не хотелось что-то объяснять ему и доказывать. Она вдруг ощутила необыкновенное чувство свободы, будто сбросила с себя тяжкий груз, висевший камнем. Это как чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. Теперь было не жалко, она легко бросила этот ненужный «чемодан», и её охватило необыкновенное чувство радости. Она выжила, сама построила свою жизнь, сама подняла детей и даже преуспела в новой роли.

Ольга холодно поздоровалась с Борисом, даже не обняв его и не подав руки. Она предложила ему отобедать. За столом дети оживлённо рассказывали отцу о своей жизни. Серёжа с тихим восторгом смотрел на отца, он не знал, как ему себя вести.

С одной стороны, холодность матери пугала его, но он не мог толком понять, чем она вызвана, и, чтобы не обидеть её, старался тоже не показывать своего восторга от приезда отца. Танюша и Наталья Дмитриевна не скрывали искреннего восхищения и оживленно рассказывали о том, что произошло за это время.

О своей жизни Борис говорил очень коротко, что он был далеко, в другой стране, и ему там было очень плохо без них. Дети сказали Борису, что у маменьки теперь своя фабрика и дела идут в гору. Борис с нескрываемым восхищением смотрел на жену. Он был рад возвращению домой. Он понимал, что Ольга гордая, сразу его не простит, но время сделает своё дело, и если она не вышла замуж, значит, всё-таки любит его, а следовательно, у него есть шанс и он сможет вымолить у жены прощение.

Борис ждал вечера, чтобы поговорить с женой в более непринуждённой обстановке. Наконец дети отправились спать. Ольга велела постелить Борису в комнате для гостей. Наталья Дмитриевна ушла к себе. Ольга долго не ложилась. Она сидела в своем кабинете над бумагами: ей надо было срочно закончить кое-какие дела. Борис осторожно постучал. Ольга ждала его, ей тоже хотелось выяснить отношения и сразу поставить все точки над «i».

Борис вошёл. Он смотрел по сторонам, впервые увидев жену в рабочем кабинете, среди бумаг. Ему даже сначала показалось, что это не она, а какая-то другая дама сидит над ворохом документов, настолько это было непривычно. Борис сел на диван и начал разговор с того, что он конечно же безумно виноват перед женой и детьми, но сейчас он раскаялся, да и жизнь весьма жестоко наказала его… и, может быть, они смогут начать всё сначала. Вдруг она опять полюбит его так же, как прежде.

Ольга смотрела на Бориса и думала, сколько времени она ждала его, сколько трудностей и бед ей пришлось пережить, сколько слёз было пролито в подушку, и сейчас, глядя на Бориса, она счастлива, что не узнает в нём своего бывшего мужа, все чувства остались там, в прошлом. Нельзя дважды выйти замуж за одного и того же человека.

Борис робко обнял жену, пытаясь её поцеловать, но она резко отстранилась и сказала холодным тоном: «Борис, я счастлива, что пережила свою любовь к тебе, ты совершенно чужой для меня человек, я не хочу начинать всё сначала: обманув меня однажды, ты можешь сделать это ещё не раз. Я не хочу быть опять твоей женой; что же касается детей, ты можешь изредка навещать их, я не вправе тебе отказать, а сейчас уходи». Борис попробовал ещё раз прижаться к жене, но её поведение, взгляд были столь красноречивы, что ему стало не по себе. Он быстро вышел из кабинета.

На следующее утро Борис уехал в Москву. Ольга была рада отъезду мужа. Приняв решение, она считала, что поступила правильно. Она была уверена, что Борис сумеет устроить свою жизнь, он ещё молод и красив, а на свете оставалось ещё так много богатых женщин.

Ольга опять вернулась к письму…

«…Я в деталях помню все дни и часы, которые мы были рядом. Особенно нашу первую совместную поездку. Был теплый осенний день, солнце светило ярко, но в воздухе уже чувствовалось приближение холодов. Ты сидела такая смешная с мольбертом под большим зонтиком и напоминала мне яркую бабочку, невесть откуда взявшуюся на этой осенней поляне. Я бросил свой этюд и принялся писать тебя такой, какой мне представлялась сама любовь: тихая, нежная, печальная девушка с большими, серыми, выразительными глазами. Меня покорило в тебе всё, и сразу ты стала моим кумиром, моей музой, моим божеством на долгие годы. Я боялся не то чтобы обнять, а даже прикоснуться к тебе. Я понимал, что ты не можешь быть ничьей женой или любовницей, ты святая, а святые не бывают ни женами, ни подругами. Моё восхищение увеличивалось с каждым днём нашего знакомства. Чем больше я тебя узнавал, тем больше понимал, как несовершенен мир и как совершенна ты. Ты удивительно умеешь слушать, не перебивая, ты просто внимаешь каждому слову или сидишь рядом, может быть думая в эту минуту о чём-то, только тебе известном.

Твои картины, возможно, были не очень талантливы, но в них всегда ощущалось столько душевного тепла, что они невольно привлекали к себе взгляд, даже на фоне работ известных мастеров. А твои музыкальные и литературные вечера! Ни один модный салон в Петербурге никогда не сравнится по искренности и теплоте приёма с твоими вечерами, где каждый чувствовал себя как дома, мог приехать и подолгу жить у тебя со своими друзьями, и ты никогда не требовала ни платы, ни поощрений. Мои друзья были влюблены в твой дом, а я же был влюблен в тебя. Я рвался в ваш город при любом удобном случае. Мои картины, написанные там, пронизаны светом любви к тебе. А твои письма, я читал их и улыбался, вспоминая твоё милое лицо, твою улыбку, твою привычку чуть высовывать язык, когда ты что-то увлечённо делала: писала, или шила или музицировала. Это было от старания, от желания сделать всё хорошо. Я храню все твои письма и, чтобы не скомпрометировать тебя, взял их с собой на фронт, а может быть, мне просто приятно перечитывать их раз за разом, вспоминая в деталях все наши встречи, или же они просто будут моим талисманом и смогут уберечь от пуль и снарядов.

Меня всегда удивляло, как в тебе уживаются два совершенно разных человека – чистая юная творческая натура и деловая женщина, хозяйка крупной фабрики. Я всегда ревновал тебя к этой фабрике. Мне хотелось, чтобы ты бросила все свои заботы и оставалась всегда с нами – и мыслями, и душой. Но я понимал, что у тебя дети, они требуют внимания, заботы, средств для своего развития и воспитания…».

Ольга отложила письмо. Она снова думала о детях.

Дети росли. Серёжа отлично учился, проявлял интерес к математике. Танюша была гораздо слабее и в знаниях, и в прилежании. Ей, как и Ольге, больше нравилось музицировать, рисовать, читать стихи. В ней рано начал проявляться актерский талант. Она выступала на всех праздниках, которые были в гимназии. Да и дома по вечерам устраивала небольшие спектакли. Сама была режиссёром, актером и костюмером. Серёжа отказывался играть в спектаклях. Она приглашала подруг и друзей.