Семейные неурядицы
Шрифт:
– Не тут, – вдруг заявил Хаями. Он скептически оглядел перепачканное лицо своего противника и, протянув руку, тоже попытался потереть его скулу, но только вымазал ее кровью. – Нет, это безнадежно, – вздохнул он. – Тебя надо отмывать. И меня тоже. Не знаешь тут поблизости водоема?
– Знаю небольшое озеро, – вспомнил Бьякуя. – Здесь недалеко. – Он оглядел свои руки и вздохнул. – Пожалуй, это лучшее, что мы сейчас можем сделать.
***
Озерцо, окруженное ивами, свесившими в воду свои длинные ветви, было чудо как хорошо. Солнце уже скрылось за макушками деревьев, на берегу сгущались сумерки.
Мужчины торопливо сбросили с себя одежду, а потом все же украдкой взглянули друг на друга. Они были почти одинаковы сложением, разве что Хаями чуть шире в плечах и немного смуглее. Бьякуя с ног до головы был покрыт наливающимися краснотой синяками, кожу Наото испещряли многочисленные порезы. Так сказать, боевая ничья.
Потом они еще долго плескались, отмываясь, а после отстирывали форму. Глина неохотно выцарапывалась из складок, а Хаями пришлось еще хуже: его одежда едва не распадалась на фрагменты.
– Хорошо, что хаори снять догадались, – хмыкнул он. – Прикроем эту красоту несказанную, может, в темноте и не заметят.
Бьякуя косился на него изучающее. Непохоже было, что Хаями расстроен подобным исходом поединка. Он рассеянно улыбался чему-то, и в голосе его не звучало злости или раздражения. У самого Кучики уже не было сил на какие бы то ни было эмоции.
Наконец, повесив форму сушиться, капитаны с облегчением уселись на берегу. Измученные тела наслаждались неподвижностью, головы стали пустыми и легкими, глазам было довольно последнего красного отблеска заходящего солнца, проникшего меж стволов деревьев. Только что испытываемая ярость окончательно растворилась в тишине, а злость казалась слишком сложным чувством, чтобы ощущать ее сейчас. Недавние враги уже не в силах были враждовать.
– Кто научил тебя магии? – Безразлично спросил Бьякуя. Ему, на самом деле, было все равно, ответят ему или нет.
– Отец, – вяло отозвался Хаями.
– Отец? – Переспросил Кучики. Особого удивления в его голосе не было, удивление тоже требовало слишком много сил.
– Он был синигами, – пояснил Наото.
– Ты говорил, что ты руконгаец.
– Так и есть.
Хаями очень кратко и медленно, роняя по одному слову, рассказал свою историю. Бьякуя бесстрастно выслушал ее и надолго умолк. Сначала ни о чем не думал, наслаждаясь звенящей пустотой в голове. Потом, когда окончательно онемели мышцы, зато вполне прояснился разум, пришла сама собой странная мысль: а парень-то из благородных. Самураи некогда были привилегированным сословием, и родись Наото в Мире живых, он бы тоже считался элитой. Что ж, кто бы ты ни был в Мире живых, хоть сам Император, а здесь, по эту сторону смерти, ты обычная блуждающая душа. Всего лишь руконгаец. Да, но из-за этого руконгайца глава великого дома сидит тут, на берегу озера, весь в синяках. Бьякуя покосился на своего соперника с новым интересом.
– Ты хорошо сражаешься, – проговорил он наконец.
– Ты бы постранствовал по Руконгаю с мое, еще бы и не так научился, – пожал плечами тот.
– А сколько тебе лет?
– Триста с хвостиком, – небрежно ответил Хаями.
Вот тут Кучики с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица. «Юнец»-то в два раза старше его! Должно быть, он так молодо выглядит просто потому, что постоянно улыбается столь легкомысленно.
– Нам в любом случае придется как-то разрешить эту ситуацию, – проговорил он после паузы. – Я не могу позволить тебе ухаживать за моей сестрой.
– Да, ситуация выглядит тупиковой, – кивнул Хаями. – Я не собираюсь никуда уходить, пока она сама меня не пошлет. Как она скажет, так я и сделаю.
– А если она скажет тебе меня убить? – Полюбопытствовал Кучики.
Хаями хмыкнул.
– Ну, тогда извини.
– Это настолько серьезно?
– По правде говоря, я только из-за нее и решился стать синигами.
– Влюбился с первого взгляда? – Бьякуя недоверчиво прищурился.
– Не совсем, – Хаями мечтательно улыбнулся. – Сначала она меня просто заинтриговала. Такая суровая девушка! Мне стало любопытно, где таких делают. Терять мне было нечего, решил взглянуть. А потом мы с ней разговорились…
– А что она? – Спросил Бьякуя с напускным равнодушием.
– Ну, ты знаешь, – Хаями впервые смутился, – с ее стороны нет такого… чтобы совсем уж. Мне кажется, ее очень устраивает просто дружба со мной. Встретиться, поболтать, может быть, немного потренироваться вместе. Ей просто нравится тот факт, что я есть рядом с ней. А я, пожалуй, не решусь на чем-то настаивать и что-то менять. Согласен быть рядом на любых условиях, лишь бы она меня не выперла, – он рассмеялся. – А еще мне порой кажется, что, когда она на меня смотрит, она видит не совсем меня.
– Пожалуй, – Бьякуя пристально поглядел на собеседника, – я даже догадываюсь, кого. Но вы двое, – он нахмурился, – могли бы просто нормально все рассказать.
– Про тебя говорят, – Хаями снова заулыбался, – что ты сам не больно-то рассказываешь.
– Не в этом дело.
– Да, пожалуй.
Они снова надолго умолкли, уставившись на тихую гладь озера. Солнце уже село, вокруг стремительно сгущалась темнота.
– Хорошее место, – вдруг ни к селу, ни к городу заявил Хаями. – Ты часто тут бываешь?
– Нет, – рассеянно отозвался Кучики. – Второй раз.
– Значит, это не твое место? Тогда я буду здесь бывать.
– Зачем? – Бьякуя недоуменно покосился на руконгайца.
– Просто. Красиво. Можно медитировать. Или так любоваться.
Кучики недоверчиво и даже подозрительно разглядывал собеседника. С чего это вдруг он завел речь о красотах природы? Пытается понравиться, произвести впечатление? Увести от темы?
– Номизу Хироши здорово о природе писал, – невозмутимо продолжил Наото. – Мне у него многие вещи нравятся.
Тут Бьякуя от изумления даже моргнул.
– Но это сейрейтейский поэт, – сказал он. – Ты не должен его знать.
– О, но видишь ли, – пояснил Хаями, – мой отец всегда был большим любителем поэзии. И когда жил в Сейрейтее, разумеется, интересовался и местными авторами. Пока я был маленьким, он цитировал мне наизусть множество стихов. Я запомнил почти все. А ты его тоже знаешь? – Обернулся он к Кучики. Тот медленно кивнул.
– Один из моих любимых.
– Здорово, – обрадовался Хаями. – Значит, наши вкусы совпадают. – И вдруг расхохотался. – Нам даже женщины похожие нравятся. Эх! Вот, послушай это.