Семейные реликвии
Шрифт:
И вместе с тем, Эймос не знал, куда же еще можно нести этот чемодан. Ведь теперь Джульетта — его жена и смешно было бы разместить ее багаж в комнате для гостей, где она жила до того, как они поженились.
Но Эймос не мог не думать и о последствиях, которые влекло за собой размещение вещей Джульетты в его комнате, и мысли об этих последствиях вызывали в нем сильное возбуждение.
Он посмотрел вниз. Джульетта стояла у подножия лестницы и выжидательно смотрела на него. Эймос повернулся и зашагал дальше по ступенькам, не найдя другого варианта действий. Войдя в свою комнату. Эймос опустил чемодан на пол рядом с кроватью. Он осмотрелся по сторонам и неожиданно его поразило, насколько голой и пустой была его комната.
Сзади в коридоре зазвучали шаги Джульетты. Эймос обернулся и на пороге комнаты появилась его жена. Их разделяло всего несколько сантиметров. Она была божественно хороша. И Эймос снова безуспешно попытался отогнать от себя мысль, что они вдвоем в его спальне. Он сжимал пальцы в кулаки и снова разжимал. У него перехватило дыхание, и казалось, воздух стал тяжелым и густым. Эймос гадал, как относится Джульетта к тому, что он принес ее чемодан в свою спальню.
— Я… гм… по-моему, здесь не очень-то уютно, — заговорил он извиняющимся голосом, неуклюже обводя рукой комнату. — Можете делать здесь все, что вы хотите — менять, переставлять.
— Спасибо.
Оба замолчали, стеснительно посматривая друг на друга. Наконец, Эймос произнес:
— Ах, да, нужно распрячь лошадь. И принести остальные ваши вещи.
Джульетта кивнула. Эймос вышел из комнаты и сбежал по лестнице. Он отогнал кабриолет в сарай, распряг лошадь и отпустил ее пастись в загон. Никакого другого полезного дела, позволившего бы не возвращаться в дом, Эймос не нашел и, несколько неуверенно, направился обратно.
Джульетта вынимала из корзины банки и кувшины. Она повернулась и приветливо улыбнулась вошедшему Эймосу.
— Посмотри, Генриетта положила нам холодную закуску. Как предусмотрительно с ее стороны. Ты хочешь поесть?
Эймос согласился, однако не потому, что был голоден, а просто это оказалось для них обоих хоть каким-то нужным делом. Они сели за стол, было странно оказаться здесь только вдвоем. Генриетта попросила Итана погостить в городе пару недель, чтобы новобрачные побыли наедине. Тогда Эймос очень обрадовался такой возможности, но теперь он думал, что лучше бы Итан был с ними, по крайней мере, хоть он смог бы разговаривать с Джульеттой. Она, наверное, сейчас думает, что вышла замуж за бессловесное дерево, уже обратив внимание, что он почти не раскрывает рта с тех пор, как они выехали из города.
— Очень вкусно, — выдавил Эймос, чтобы как-то нарушить молчание. На самом деле он не понял, что же он ел, хотя с трудом заставил себя проглотить несколько кусочков.
— Да, да, конечно! — согласилась Джульетта. Эймос обратил внимание, что она съела тоже мало.
Когда они закончили трапезу, было уже почти темно. Джульетта убрала остатки пищи, а Эймос вышел на свою привычную прогулку возле дома. На этот раз он прогуливался дольше, чем всегда, изредка поглядывая в сторону дома, где желтоватым светом выделялось окно его спальни. Он представлял себе Джульетту в его комнате, воображал, как она ложится в постель, и от этих мыслей сердце гулко и часто начинало колотиться в груди. Эймос так сильно хотел ее, что не был уверен, сможет ли удержаться и не подходить к ней. Однако мысль о том, что она может его возненавидеть, казалась ему гораздо страшнее, чем одна или две ночи в мучениях неутоленной страсти.
В конце концов, Эймос решился и направился к дому. Но когда он вошел в свою комнату, решимость покинула его и он остановился. Джульетта стояла возле окна и смотрела на ночной пейзаж. Огонь лампы был притушен до самого слабого свечения. Услышав его шаги, Джульетта резко повернулась и пошла к нему навстречу.
Эймос сглотнул подступивший к горлу комок и почувствовал, что не может произнести ни слова. На Джульетте была белая ночная рубашка с оборочками. Сделанная из довольно плотной материи, она тем не менее стала почти прозрачной от падающего сзади света лампы. Сквозь ткань Эймосу было видно стройное очертание тела Джульетты. Лицо ее, наоборот, оказалось в темноте и Эймос не видел, что оно выражает.
— Привет, Эймос, — пришла Джульетта ему на помощь, видя, что он только молча разглядывает ее.
Но в голосе ее Эймосу послышалась легкая дрожь. Значит, она действительно его боится.
Он с трудом отвел глаза от соблазнительного зрелища ее тела.
— Гм… я… я уверен, что вам будет здесь удобно. Да, вон там у окна, в сундуке, есть дополнительные одеяла. Хотя, конечно, нынешней ночью не будет настолько холодно.
Эймос про себя чертыхнулся от такой своей глупости. Она будет его считать полным идиотом, который вздумал беспокоиться о теплых одеялах, когда днем жара под сорок градусов. Да ему и самому сейчас было настолько жарко, что он весь вспотел.
— Да, и я полагаю так же, — приветливо согласилась Джульетта.
— Ну, а я тогда… это самое… — Эймос стал пятиться в коридор. — Если вам что-нибудь понадобится, то я буду внизу, в комнате Итана.
— В комнате Итана — упавшим голосом повторила за ним Джульетта.
— Ну да… гм, внизу, вторая дверь по коридору.
Он еще больше отступил в коридор, а она сделала пару шагов за ним, но потом остановилась. Тогда Эймос еще и рукой стал показывать Джульетте, где это находится комната Итана, сам понимая, что выглядит совершеннейшим дураком. Он бы не удивился, если бы она подумала, что он просто рехнулся, отправляясь спать в другую комнату без всякой явной причины.
Однако Эймос так и нашел нужных слов, чтобы объяснить свои действия. Эймос просто боялся, что стоит ему только затронуть вопрос их брачных отношений, даже желая успокоить Джульетту, что он не собирается настаивать на близости с ней, как начнет краснеть и заикаться, словно школьник. Ну скажите, на милость, как заводить разговоры о сексе с такой леди?
— Я уверен, так будет лучше… — начал он, но, сразу же умолк. — То есть, понимаете, если я не стану… то есть, по крайней мере, некоторое время. — С каждой секундой Эймос все сильнее злился на себя и даже лицо его исказилось. — Спокойной ночи, — резко закончил он, затем повернулся и пошел прочь.
Пораженная таким поворотом событий, Джульетта некоторое время продолжала стоять на месте. Совсем иначе представляла она себе первую брачную ночь. Одному Богу известно, как она нервничала, какую неуверенность и даже страх испытывала перед этим необычайно важным событием в ее жизни. Но в то же время она чувствовала волнение и нетерпение, острое желание оказаться в объятиях Эймоса, почувствовать вкус его поцелуя, изведать новые, интимные удовольствия с ним в постели. Конечно же, меньше всего она хотела или ожидала, чтобы Эймос спал в одной комнате, а она в другой.