Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор
Шрифт:
Герцог Курляндский посчитал неделикатным лично сватать собственного сына. Он подослал к Анне Леопольдовне одну из близких к ней придворных дам — камергершу Чернышеву. Но Анна, услышав от своей подруги такое предложение, оскорбилась и заявила, что изменила свое решение и готова немедленно выйти за Антона Ульриха. Это известие обрадовало императрицу Анну Иоанновну, так как ей не приходилось теперь искать выход из дипломатического тупика, который возник бы в случае отказа от брака с представителем одного из старейших немецких герцогских родов в пользу союза с неродовитым Петром Бироном. Самим Биронам ничего не оставалось, как тоже изображать радость по поводу будущей свадьбы в царской семье.
Многие при дворе удивлялись такой перемене в настроениях княжны Анны Леопольдовны. До этого она явно отдавала предпочтение Петру Бирону и не хотела слышать про тихого и невзрачного Антона Ульриха. Придворный лекарь царевны Елизаветы Петровны, немец Лесток, рассказывал, что императрица не хотела неволить племянницу нежеланным браком и сама еще раз предложила ей выбрать между двумя женихами. Анна Леопольдовна ответила, что лучше пойдет за принца брауншвейгского, так как он совершенный летами (Антону было 25 лет) и из старинного дома. Ходили слухи, что княжна поступила так по совету графа Остермана, не желавшего усиления власти своего противника Бирона. С ним были согласны и другие вельможи, считавшие, что хотя принц Антон и небольшого ума человек, но милостивый и добросердечный, с ним легко будет договориться, когда он или его наследник получат корону России.
Результатом этой интриги стало появление в семье Романовых еще одной женщины, несчастной в браке. После официальной помолвки Анна Леопольдовна постоянно ходила грустная. Когда кабинет-секретарь императрицы Волынский из вежливости поинтересовался у нее, в чем дело, будущая герцогиня ответила: «Вы, министры проклятые, на это привели, что теперь за того иду, за кого прежде не думала, а все вы для своих интересов к тому привели». Волынский стал оправдываться, что он здесь ни при чем, а что жених тих и несмел, так это не страшно, зато будет всегда послушен своей супруге, не то что гордый и горячий молодой Петр Бирон.
Свадьба Анны Леопольдовны и Антона Ульриха состоялась 3 июля 1739 года. О начале свадебных торжеств известили пушечные выстрелы со стен Петропавловской крепости и валов Адмиралтейства. На улицы Петербурга высыпали толпы народа: все спешили занять место на пути следования брачного кортежа от Зимнего дворца к Казанскому собору. По обеим сторонам дороги в карауле стояли гвардейцы, непрерывно играли полковые оркестры.
Свадебный пир и бал продолжались с 10 часов утра до 12 ночи. Невеста была в роскошном платье, расшитом кружевом, позументом и драгоценностями. Через день после свадьбы Анна Иоанновна устроила еще один праздник в честь новобрачных. Галерея летнего дворца была превращена в луг, украшенный свежей травой и цветами. На нем были расставлены столы и скамьи. После ужина в саду летнего дворца состоялся маскарад с фейерверком. Для простого народа перед дворцом были устроены фонтаны с белым и красным вином, на вертелах жарились быки, раздавались пироги и другие яства. Императрица бросала в толпу с балкона пригоршни серебряных монет. Двор веселился с размахом, а на то, что невеста была вовсе не весела, никто не обращал внимания.
Несмотря на «тихость» и «несмелость» герцога Антона Ульриха, брак Анны Леопольдовны с ним оказался плодовитым. В герцогской семье за шесть лет родилось пятеро детей: три мальчика и две девочки. Старший из них, Иван
Антонович, стал наследником русского императорского престола.
Брак Анны Леопольдовны был настоящей головной болью для придворных. Теперь они не знали, кому отдавать предпочтение, кому кланяться: все еще остающемуся всесильным фаворитом герцогу Бирону или герцогине Брауншвейгской, возможной матери будущего императора. Оба они ревниво следили друг за другом и за царедворцами. От этого политического пасьянса голова шла кругом даже у самых опытных и хитрых вельмож.
Среди тех, кто в те сложные для двора дни совершил опрометчивый выбор, оказался и уже упоминавшийся нами Волынский. Неплохие отношения с герцогиней Анной Леопольдовной и ее мужем стали одной из причин ненависти к нему Бирона, постаравшегося как можно скорее избавиться от своего бывшего протеже.
В условиях постоянно углублявшейся неприязни между молодым двором брауншвейгской герцогской четы и Эрнстом Бироном последний все сильнее нуждался в надежном человеке, который помог бы ему лучше контролировать все, что происходит и говорится в покоях стареющей императрицы. Сильным ударом по власти Бирона и будущему его семьи было рождение Анной Леопольдовной в 1740 году первенца Ивана Антоновича, внучатого племянника императрицы, с которым во время крещения обращались уже как с потенциальным наследником престола. В ответ Бирон вернул из политической опалы Алексея Петровича Бестужева и сделал его кабинет-секретарем императрицы. На него он мог положиться, так как Бестужев ненавидел Остермана и его окружение едва ли не сильнее, чем сам герцог Курляндский, и желал своего реванша при дворе. Но Бирон немного опоздал: для новой политической интриги у него уже почти не оставалось времени.
В последний год императрица часто хворала. Ее мучили печень и почки, часто болели ноги. Приближенные неоднократно намекали государыне, что ей пора подумать о завещании, но она всегда отвечала им: «Это не уйдет!» — и не хотела об этом думать.
5 октября 1740 года ей стало очень плохо прямо во время обеда. Слуги унесли Анну Иоаннову из обеденной залы и уложили в постель, с которой она уже больше не вставала. Пока вокруг императрицы хлопотали придворные врачи Фишер и Санхец, разговоры которых на латыни не сулили ничего хорошего, встревоженный Бирон послал за обер-гофмаршалом Левенвольдом. Тому надлежало ехать в качестве парламентера к первому кабинет-министру Остерману, находившемуся дома по причине болезни.
Остерман заявил, что кабинет и двор должны думать о наследнике престола. Им, по мнению графа, должен быть Иван Антонович, а регентшей при нем — мать, Анна Леопольдовна. По малолетству императора и молодости герцогини управлять страной будет совет из вельмож, одним из которых может стать и герцог Бирон.
Против Ивана Антоновича никто не возражал, тем более что Анна Иоанновна обещала при всех во время крещения младенца сделать его наследником. А вот все остальные идеи Остермана у многих вызывали сомнение. Опасались не столько самой Анны Леопольдовны как регентши, сколько ее родственников мужского пола. Общее мнение о них выразил фельдмаршал Бурхард Христофор Миних:
«Отец ее, герцог мекленбургский, поссорит Россию с императорским римским двором, а о характере его известно, что за человек. Если сюда приедет, то всем головы перерубит. А муж принцессы принц Антон был со мною в двух кампаниях: только я еще не знаю, рыба он или мясо».
Все склонились к тому, что регентом при новом императоре должен быть герцог Бирон, который единственный сможет обеспечить преемственность власти и политического курса России и не позволит мекленбургским и брауншвейгским авантюристам втянуть ее в европейские военные конфликты.
Оставалось самое трудное — донести эту мысль до умирающей императрицы, чтобы она издала соответствующее распоряжение. Начали с составления манифеста о наследнике. Его больная подписала, а министры скрепили своими подписями как свидетели. Когда вельможи покидали спальню Анны Иоанновны, фельдмаршал Миних задержался и решился сообщить ей общее мнение. Но Анна ничего не ответила, так как не расслышала его слов. После она спросила у Бирона, что хотел сказать Миних, но фаворит смутился и ответил, что и сам ничего не слышал.