Семейный позор
Шрифт:
Попрощавшись с Пэмпренеттой и стряхнув очарование волшебных грез, Фелиси вдруг сообразила, что сильно задержалась, и не без трепета поспешила домой, на улицу Лонг-дэ-Капюсэн. Как пить дать, там ее ждет нахлобучка от отца — Маспи теперь разговаривал с дочерью лишь для того, чтобы ее выбранить. Но сегодня вечером Фелиси чувствовала себя слишком счастливой и надеялась молча, с улыбкой выслушать любые упреки.
Войдя в дом, девушка сначала подумала, что там никого нет, и очень удивилась — ее родители не привыкли выходить куда-либо после ужина. Но
— Мама!
Селестина вздрогнула.
— А, это ты? Гляди-ка, я, кажется, малость задремала…
— Но… где остальные?
— У себя в комнатах.
— У себя?..
Мадам Маспи пришлось рассказать младшей дочери о бурном объяснении с ее отцом.
— Мы наговорили друг другу ужасных вещей, — подытожила она, — но, сама понимаешь, рано или поздно это не могло не прорваться! И потом, Бруно открыл мне глаза… Прости меня, Фелиси, я была тебе такой же плохой матерью, как и остальным…
Девушка опустилась на колени рядом со своей мамой и взяла ее за руки.
— Я не хочу тебя осуждать… Ты же наверняка старалась делать как лучше…
— Это верно… у нас в доме все думали, как твой отец… так чего ж тут ожидать? А мужества понять, что это ошибка, у меня не хватало… Потом появилась твоя бабушка… она произвела на меня очень сильное впечатление… и я оказалась замужем, даже не успев сообразить, как это произошло… Кроме того, я люблю твоего отца, хоть он и не особо того заслуживает…
Однако умиление Селестины быстро сменилось гневом:
— Ох, но когда я слышу, что Элуа говорит о своем, о нашем сыне, так и проглотила бы его живьем!.. И я счастлива, Фелиси, что ты пошла по стопам брата… А вот бедняжка Эстель погибла безвозвратно… Не надо было отдавать ее за того пьемонтца… Но уж Илэра я хорошенько выдрессирую!
Материнские признания настроили девушку на доверительный лад. Она рассказала, что любит Жерома Ратьера и хочет выйти за него замуж. Растроганная Селестина крепко обняла дочь.
— Ты даже не представляешь, как меня обрадовала!
А Маспи Великий, запершись у себя в комнате, долго не мог уснуть — мешали обида, раздражение, горечь и легкие угрызения совести. Наконец Элуа забылся сном, не подозревая, что всего в нескольких шагах жена и дочь замышляют окончательно разрушить его идеалы и еще больше усугубить то, что глава семьи считал позором.
Узнав из донесений коллег, что мадемуазель Сигулес, так ни с кем и не встретившись, легла спать, Пишранд решил утром нанести ей небольшой визит. Из вежливости инспектор отложил это до полудня, не желая вытаскивать Эмму из постели в необычно ранний для нее час. Он отпустил Жерома, и тот бросился на Канебьер в надежде повидать Фелиси до работы.
На звонок полицейского открыла сама Дорада. В домашнем
— Что вам угодно?
— Поговорить с вами, мадемуазель Сигулес.
— Но я жду одного человека…
— Вот и прекрасно. Я как раз мечтаю с ним познакомиться!
— Но, месье, по какому праву вы…
— Старший инспектор Пишранд из отдела уголовных расследований.
— А!
— Теперь я могу войти?
Дорада отошла в сторону, и полицейский беспрепятственно проник в гостиную, обставленную с гораздо большим вкусом, чем он ожидал.
— Так чего вы все-таки от меня хотите?
— Вы не против, если я сяду?
Эмма пожала плечами, желая показать, что, раз помешать инспектору не в ее силах, остается лишь смириться с неизбежным.
— Мадемуазель Сигулес, я хочу, чтобы вы мне кое-что объяснили.
— Насчет чего?
— Насчет того, что вы просили подготовить паспорт.
— А разве я не имею на это права?
— Конечно, имеете.
— Так в чем дело?
— Куда вы собираетесь ехать?
— А вас это касается?
— Представьте себе, да.
— А по-моему, нет.
— Мадемуазель Сигулес, меня считают человеком терпеливым, но все же не стоит перегибать палку! Зачем вам понадобилось удирать в Аргентину?
— Я не удираю, господин инспектор, а просто еду туда. Чувствуете нюанс? Обожаю путешествия…
— И много вам довелось путешествовать?
— До сих пор — ни разу.
— А почему? Я полагаю, страсть к перемене мест не пробудилась у вас внезапно?
— Чтобы купить билет на поезд или корабль, нужны деньги, а я… скажем, до сих пор не располагала достаточными средствами.
— Вы получили наследство?
— Думаете, это очень остроумно?
— Что и как я думаю — к делу не относится.
— У меня есть богатый друг.
— Достаточно богатый, чтобы осыпать вас драгоценностями?
— А почему бы и нет? Мне очень идут украшения!
— Не сомневаюсь… но покажите мне их.
— Что за странная мысль, инспектор?
— Я большой любитель…
Эмма явно занервничала.
— Но в конце-то концов, что все это значит?
— Покажите мне свои драгоценности.
— Нет!
— Вы предпочитаете, чтобы я позвонил в комиссариат и попросил прислать ордер на обыск?
— Я… я солгала вам… У меня нет никаких украшений… так, несколько дешевых побрякушек…
— Тогда чего ради вы спрашивали у паспортиста в префектуре, можете ли прихватить с собой кучу драгоценностей, не опасаясь аргентинских таможенников?
— Но… но…
Пишранд вдруг заговорил совсем другим тоном:
— Вас ожидают очень крупные неприятности, Эмма Сигулес, если вы не перестанете лгать и изворачиваться… Итак, повторяю вопрос: где ценности, которые вы собирались переправить в Аргентину?
— Не знаю.
— Представьте себе, меня это ничуть не удивляет.
Дорада круглыми глазами посмотрела на полицейского.