Семиовражье часть 2. Крестовый поход начинается в полночь
Шрифт:
– А есть кто-нибудь выше радетелей? – спросил Джакар – Боги, творцы или еще кто, вы же судя по всему так, управленцы-экономы?
Харон обиделся.
– Сам ты эконом. Сменю сейчас курс, поймешь, кого оскорбляешь.
Но попыхтев сигаретой, отошел.
– Боги? Люди? Мир прост. Люди окружают себя счетами, калькуляторами и компьютерами, «великие» ученые пользуются результатами труда безвестных коллективов, получая все лавры и эпитеты. Вот и наш мир такой, простой как арифмометр. Есть кто-то, на кого мы все работаем, лишь догадываясь об его существовании. Создал он нас или нет – не знаю. У каждого человека есть своя идея, своя мысль, одна, но главенствующая им в течение всей его жизни. Он оттачивает ее,
Джакар не совсем, но уверовал в это – действительно слишком похоже на правду, чтобы отрицать это. Но если разум принимал, то душа отказывалась.
– Слушай, Харон, а как ты до сих пор живешь, зная все это?
– Так ты ведь тоже теперь это знаешь? И пока жив - здоров. Знание о мире не отменит твоих инстинктов и твоего предназначения, знаешь ты или нет – будешь жить так, как тебя запрограммировали, и будешь решать ту задачу, которую тебе дали. Это – аксиома, а другим аксиомам не верь – их просто нет.
Джакар молчал, Харон, повинуясь тысячелетней привычке, греб. Ветер, резкой холодной струей качнул лодку, и Харон заторопился.
– Интересно было посмотреть на тебя, когда ты услышал правду, но меня не за этим сюда посылали. Тебе что-то нужно по ДЕЛУ?
Джакар отмахнулся.
– Я же сказал – хорошие протезы. Мне и ему. – Показал он на Семена.
Харон удивился. – А ему то зачем. Он нам не нужен. Или я перевезу его на днях в царство теней, или доплывете вы до Мальты, примут его в Ла-Валетте соотечественники, и отправят в свою деревню.
Джакар был непоколебим - Я же сказал – и ему тоже! Он тоже без ног - считай, что у нас, калек, братство, прямо как у вас, радетелей – моральных калек и уродов.
Харон на этот раз не обиделся.
– Значит понял, что мы и вы все такое есть. Ну и бог с вами, не обеднеют радетели. Только плыть тебе придется в Рим, там южнее его есть вилла Коста Риччо, она маленькая, можешь и не заметить, поэтому ищи виллу дель Флорио, а Коста Риччо рядом, эта вилла – территория шебранских радетелей, так сказать представительство.
Джакар смотрел на могильщика, как смотрит пьяница на пробку. Всемогущие громовержцы всех миров и народов, сующие дела в жизнь всех и каждого, мнящие себя вседержителями, и творцами идей человеческих ничего не видят под своим носом! Архистратиг Иоанн, находясь самое большее в километре от одной из резиденций радетелей наверняка веселится по этому поводу. А с другой стороны – козлы они ленивые – вместо того, чтобы гонять его по эрепорталуму, сходили бы в гости к соседям, там и взяли бы противника своего теплого и растерянного. Можно сейчас просто сказать Харону, кто находится на соседней с Коста Риччо виллой, но теперь это уже не игра радетелей – это игра его собственная. Если он отдаст эту информацию радетелям, они, получив ее, просто выкинут Джакара как отработавший свое инструмент, и останется он с обрубками ног и обрывками воспоминаний.
Харон как почувствовал что-то.
– А куда ты собственно направляешься?
Джакар решил проверить почву – А что, мертвяки не докладывали?
– Да нет. Последним из твоих спутников я перевез посла. Молчаливый мужик, да и не знает он ничего, говорит, подпольем итальянским ты интересуешься. Зачем оно тебе?
Спокойно и сразу, чтоб игравший желваками Харон не уличил его во лжи, Джакар ответил.
– Отряд хочу собрать. Одному невмоготу уже вашу лямку тянуть.
– Аааа. Ну, собирай, это дело нужное. Может людей закажешь?
Джакар сразу отмахнулся.
– Давали уже мне людей – и где они? Не хочу больше тебя работой занимать, наберу тех, кого считаю нужным.
– Раскопал или нет, где искать архистратига?
– Да, у Мархинских порталов – не останавливаясь соврал Джакар.
Харон почесал затылок – Смотри, не врешь. Мертвяки твои то же говорят. Молодец парень, честно играешь. За это тебе от меня подарок, держи и радуйся.
Могильщик вытащил из-за пазухи потерянного Джакаром черного осьминога и положил его на банку, рядом с ним. Осьминог запищал и прижался к нему.
– Единственный раз, когда я воспользовался властью радетелей – это когда оживил эту тварь. Поскольку он разумный – попался мне на перевозку. Человек – это такая гадина, что хоть всеми благами и богатствами мира меня завали – не оживлю, а его пожалел. Так что береги его, как зеницу ока, он последний в своей расе и должен жить.
Харон помолчал и добавил
– Ну вот, собственно и все. Сейчас с нами на встречном курсе летит яхта на всех парусах, я как раз на нее выгреб, часа через два-три вы с ней встретитесь и будете благополучно спасены. Еще вопросы будут? А то меня жмурики поджидают.
Джакар погладил осьминога и отпустил его за борт лодки.
– Пусть будет свободным. Прощай, могильщик.
Харон покивал головой и стал таять. Огонек его бесконечной сигареты тускнел, плоть становилась прозрачнее и на Джакара смотрел настоящий костяк, покрытый полупрозрачной кожей, затем и он исчез, как ветром сдув за борт плащ.
Семен заохал и проснулся, прося пить. Джакар потрогал его голову – как горячая сковорода, глаза запали, но зубы упрямо сцепились, и голос проталкивал сквозь них слова.
– Поборемся еще, братишка, попляшем с девками и быстрый и медленный.
Джакар набрал марли из ящика и, намочив в море, положил раненому на лоб.
Светало.
Земля. 28 июля 1905 г. Ацтекская яхта.
Харону, отупевшему от человеческой смерти вольно говорить, что мы ничто, лишь чья-то мысль, волна информации бесцельная для нас самих, но нам жить и радоваться жизни, этой самой бесцельности с его, Хароновской, точки зрения.
Во многом перевозчик лукавил, или сам заблуждался, но в одном не обманул – по курсу появилась белая яхта, несущаяся по волнам. Там богатые люди, довольные жизнью и счастливые, обнимают красивых женщин и пьют дорогое вино, наслаждаясь морем и солнцем, а здесь два инвалида в разбитой лодке, у которых и воды то нет, а солнце – враг, раскаляющий головы и лишающий организм последней влаги. Там те, кто выполняют свою волю и свои решения, а здесь те, кто воевал ради кого-то, ради государства ли, ради мировой справедливости – не важно, и, получив свою награду, плывут в неизвестность.