Семиречье. Трилогия
Шрифт:
Белава посмотрела на грядку и охнула, большая часть морковки весело реяло по ветру зелеными хвостами, ожившая и даже налившаяся спелостью.
— Я не знала, что так умею, — девушка потрясенно смотрела на свои руки.
— Это твой дар, — ответила знахарка, — не просто дар, родовой дар. У кого-то он развивается благодаря обучению, у кого-то его будит колдун, если считает, что будет толк. У кого-то дар совсем маленький, как у меня, а у кого-то великий, как у тебя. Твой дар проснулся сам и развивался все эти годы. Если бы твоя мать тебя не держала в узде, ты бы уже могла очень многое,
— Но почему вы сказали, что у меня дар великий?
— Потому что ты сама поняла, что и как тебе надо сделать, никто тебя, девонька, не учил, не объяснял, это знание в тебе. Поговори с матушкой.
— Она не послушает меня, — вздохнула Белава.
— Я с ней поговорю, ты поговори, пусть батюшка поговорит. Вода камень точит. — знахарка протянула девушке холщовый мешочек. — Вот твоя травка, отнеси матери.
— Благодарствуйте, — поклонилась девушка и пошла домой за своей карой.
Из дома кузнеца доносился веселый смех. Девушка различила голос матери, что ее очень обрадовало, отца и еще кого-то. Белава нахмурилась, никак опять сваты? Да нет, теперь можно дышать спокойно, пока не забудется сегодняшняя история. Она скользнула в открытые ворота. Младших не было видать во дворе, должно быть их отпустили гулять. Белава потопталась у крыльца и решила еще немного подождать. Она двинулась к конюшне. У Никодия было достаточно богатое подворье. На конюшне отца стоял не только тяжеловоз, но и несколько верховых лошадок. Рыжая кобылка принадлежала Белаве, отец подарил ей Злату, не смотря на недовольство матери. Девушка холила свою лошадку, души в ней не чаяла. Вот и сейчас она решила проведать любимицу, но на входе в конюшню остановилась и уставилась на дымчато-серого жеребца, уплетающего из кормушки овес.
— Дымка? — позвала Белава.
Конь поднял голову и фыркнул. Девушка подошла к нему и протянула руку. Конь дернулся в сторону.
— Дымка, — тихо позвала девушка, — красивый, умный Дымка.
Дымка прислушался, повел ушами, а потом наклонил к ней голову. Белава погладила его, ощущая шелковистость его тела, поиграла пальчиками со светлой гривой. Конь доверчиво положил ей голову на плечо, но тут из дальнего стоила донесся недовольный храп.
— Злата, девочка моя, — проворковала Белава, потрепав напоследок Дымка, и пошла к своей кобылке.
Та недовольно переставила стройные ноги и отпрянула, когда изменница попробовала приласкать ее. Белава тихо засмеялась, изловчилась и поймала голову ревнивицы.
— Ругаешься, Златушка, сердишься, милая, пустое, — Белава почти шепотом приговаривала в подавшееся ухо кобылке, та внимательно слушала.
Еще немного побыв со своей лошадью и успокоив ее, девушка наконец решилась войти в дом. Она уже направлялась к крыльцу, когда увидала знахарку, которая ковыляла через ворота, опираясь на клюку. Та подошла к дому и позвала:
— Всемила, выглянь-ка.
— Кто там? — Всемила выглянула в окошко, — Здравствуй, бабушка Ведара, заходи в дом.
Знахарка поднялась на крыльцо, а Белава нырнула под окошко и прислушалась. Ведара поздоровалась со всеми, ее усадили за стол и стали потчевать.
— По делу я к вам, — начала она. — Хочу о Белаве вашей поговорить.
— Что она опять натворила? — голос матери стал напряженным. — Уже не знаю, что с ней делать. Никакого толку от нее.
— Есть в девке толк, большой толк, только ты ее по рукам и ногам вяжешь.
— Не отпущу к чародею, — почти выкрикнула мать. — Нет в ней дара особого, а что есть без обучения, глядишь, засохнет.
— Дочь твоя засохнет, — отрезала знахарка. — Она мне сейчас порченную морковку оживила, сама! Пока я за травой ходила, она над грядкой села и все оживила и спелостью налила. Слышишь, Всемила? Ты ее в обучение не отпускаешь, а дар-то силой наливается. Не научится им управлять, даже страшно подумать, что будет. Возьмет разозлится и пол села снесет, сама не поймет как.
— Белава обладает даром? — подал голос Радмир.
— Родовым, мил человек, — горячо заговорила Ведара. — У них прабабка колдовкой была, прапрадед чародействовал, вот теперь Белавке дар перешел. В десять лет силушка просыпаться начала, она вон, — старуха обличительно ткнула пальцем во Всемилу, — пути ей не дает, а силушка-то множится. Неученая дурная голова ей и распорядится толком не сумеет, когда созреет дар полностью.
— Почему ты против, хозяйка? — голос Радмира был серьезен.
— Не желаю я дочке судьбы такой. Бабка сгинула, прадеда на войне убило, в дружине царских чародеев он был. Хорошо, что у других детей такого нет, все обычные.
— Бабушка Ведара права, — снова заговорил гость. — Нет никого опасней могучего, но не ученого чародея. Он зла желать не будет, а сотворить непоправимое может. Хуже выйдет. Дар никуда не исчезнет. Если он есть и растет, то этого ничто не остановит. Лучше обучить Белаву пока не поздно.
— Во-во, — закивала знахарка, — а я об чем!
— Вот и возьмись за обучение, — заговорил Никодий, обращаясь к старухе.
— Тю-у, чему я ее научу? Какие травы, что лечат? Она уже сильней меня. Не дам я ей ничего, ей к настоящему чародею надо.
— Чтоб девка молодая с мужиком жила? — вскинулась Всемила, — не бывать тому!
— Опомнись, хозяюшка, — в голосе Радмира было возмущение, — Дарей почтенный человек! Не посягнет он на честь вашей дочери. Чародеек в вашей округе нет, насколько я знаю, а в далекие далека ты ее вряд ли захочешь отпустить.
— Всемилушка, — опять заговорил отец, — Надо отпустить Белавку, не будет ей счастья в той жизни, которую ты ей прочишь.
— Ничего она страшного не сделает, не так сильна. Поортачится и выйдет замуж.
— Не выйду я замуж, матушка, — не выдержала Белава, — никогда. Так и буду женихов распугивать. А сила есть, еще какая!
Девушка взбежала в дом. Все обернулись к ней.
— Я сегодня не только морковку оживила. На реке камень со злости так кинула, что вода так плеснула, что мы с Зарянкой с ног до головы вымокли, а потом Водяной вышел и ругался, что я речных жителей перепугала. Утащить хотел, да смилостивился.