Семнадцать каменных ангелов

Коэн Стюарт Арчер

Шеф, наверное, не заметил иронии в предложении, чтобы Фортунато ознакомился с делом о преступлении, которое сам и совершил, но скорее всего он был прав. Есть преступление, которое является реальностью, и есть Дело, в котором реальность оставляет свои окаменелые следы. Две совершенно разные вещи, особенно в Буэнос-Айресе.

– А что с этим североамериканцем? Уотербери. Что мне еще понадобится о нем знать?

– Не так уж много. По-видимому, он был каким-то журналистом, но не очень известным. У него были трудности с деньгами, потому он и приехал сюда. Наверное, у него был какой-то план. – Шеф отвел глаза в сторону, потом снова поглядел на Фортунато. – Можешь остальное разузнать у этой гринго, [11] когда она приедет. Будешь выглядеть еще искреннее. – Шеф выбрал

очередной орешек из стоявшего перед ним блюдечка. – Это не так уж трудно, Мигель. Походи с недельку со своим идиотским выражением, и все образуется само собой. – Он повеселел. – Знаешь что, в следующий уик-энд в «Эль-Вьехо» Альмасен поет Сориано. Своди сеньору доктор послушать настоящее буэнос-айресское танго, научи ее нескольким па. У нее весь этот идиотизм вылетит из головы.

11

Презрительное прозвище североамериканцев в Латинской и Южной Америке.

– Она приезжает на следующей неделе?

– S'i, se~nor. [12] И будь к ней повнимательнее, – произнес Шеф. – Она в Аргентине в первый раз.

Глава вторая

Фортунато приехал встречать ее в Aeropuerto Ezeiza [13] с маленьким плакатиком, на котором было написано «La Doctora Fowler», и с шофером в безупречной синей униформе. В последний момент, чтобы делегация выглядела посолиднее, он прихватил с собой инспектора Фабиана Диаса.

12

Да, сеньор (исп.).

13

Аэропорт Эсейса в Буэнос-Айресе.

Фортунато перед этим объяснил Фабиану, что новое расследование носит политический характер и будет вестись в темпе, который он назвал tranquilo. [14] Вообще-то Фабиано все свои расследования проводил в таком темпе. Он был придан одной из пяти patotas – групп следователей в гражданском, которыми руководил Фортунато. Фабиан занимался азартными играми и преступлениями против нравственности и пользовался этим как лицензией на право носить одежду, которую Фортунато считал чересчур легкомысленной для серьезного полицейского. Большинство дней он проводил на таинственных operativos [15] на ипподромах и футбольных стадионах, в участок наведывался всего на несколько часов и писал куцые рапорты, неизменно завершавшиеся фразой «расследование продолжается». Это ничего не значило, он регулярно взимал соответствующую мзду со сводников и устроителей нелегальных лотерей, а в оставшееся время арестовывал достаточное число преступников, чтобы выглядеть вполне презентабельным полицейским. Ему было около тридцати, волосы русые, а лицо – с обложки модного журнала. В участке его звали Ромео. К счастью, на этот раз он облачился сравнительно степенно, в спортивный пиджак в белую с черным клетку и черную футболку. Они высматривали женщину-гринго среди прибывающих пассажиров.

14

Спокойный (исп.).

15

Оперативное задание (исп.).

Фортунато выхватил из толпы женское лицо и с полунадеждой-полуопасением подумал, что это должна быть она. Откинутые назад светло-пшеничные волосы открывали лицо, черты которого одновременно можно было назвать красивыми и вызывающе неправильными: глаза расставлены слишком широко и смотрят слишком проницательно, а рот можно счесть изящным или угрожающе тонким. Лицо сфинкса. Лицо сродни изысканным духам. Когда Фортунато увидел, как она отделилась

от толпы и направилась к нему, он почувствовал, что в груди у него что-то шевельнулось и стало легко и свободно.

Она выглядела неожиданно моложе, чем он ожидал. Ей было, наверное, лет около тридцати или чуть больше, фигура стройная, походка легкая, что подчеркивали туфли без каблука. На ней была коричневатая юбка и такой же жакет, надетый на слегка помятую после перелета белую блузку. На шее поблескивала золотая цепочка, она то и дело нервно перебирала ее под изучающим взглядом троих мужчин. Она выглядела по-деловому и компетентно, но он обратил внимание, как странно она держит портфель, не сбоку, а перед собой.

– Доктор Фаулер. – Он протянул руку, подавив естественное побуждение поцеловать ее.

– Сеньор Фортунато? Очень рада познакомиться.

– Я тоже, доктор, – приветливо произнес он. – Добро пожаловать в Буэнос-Айрес. Это инспектор Фабиан Диас – (Фабиан неожиданно церемонно поклонился.) – А это офицер Пилар.

Когда она повернулась подать руку Фабиану, Фортунато понял, что портфелем она закрывала большое красное пятно на бедре. Возможно, от томатного сока.

– Доктор Фаулер, – проговорил он, – вас испачкали в полете!

Она опустила глаза на пятно и покраснела:

– Да это сосед расплескал свой стакан. – Она по-девичьи повела плечами. – Может, повезет и в отеле есть прачечная.

Неловкость, возникшая оттого, что трое мужчин уставились на нее, прошла, и Фортунато сказал:

– Ну что вы, конечно, там постирают. Позвольте, помогу вам…

Тут шофер пришел в себя и перехватил у него сумку, потом они проследовали через похожий на необъятную пещеру зал прибытия. Посредники и таксисты признали в них полицейских и не стали приставать. Эсейса давно славился своей таксистской мафией, оставлявшей прилетающим пассажирам выбор: быть обобранным самими таксистами или за баснословные деньги приобретать билеты в подставных кассах той же самой мафии. Этот приносивший бешеные прибыли бизнес контролировали Federales. [16]

16

Здесь: федеральная полиция (исп.).

Доктор крутила головой, словно никогда раньше не видела аэропорта, и внимательно разглядывала газетные киоски и рекламу. Когда они вышли на площадь, он заметил, что она глубоко вдыхает влажный, пахнущий выхлопными газами и субтропической листвой воздух Буэнос-Айреса. Даже огромное замощенное пространство Эсейсы все равно не могло подавить сырой запах черной земли пампы. Он открыл ей дверцу машины и сел с другой стороны. Фабиан сел спереди.

– В «Шератон», правильно?

– Пожалуйста.

Водитель показал человеку в будке у въезда на стоянку свой значок, и тот выпустил их.

– Вы первый раз в Буэнос-Айресе, доктор Фаулер?

– Афина, – сказала она. – Зовите меня Афина.

– Богиня мудрости, нет?

Она улыбнулась:

– И богиня войны.

Все замолчали, машина стала набирать скорость, и Фортунато устроился на сиденье поудобнее. Они ехали по городу, тринадцать миллионов жителей которого не переставали вздыхать, каким же он был прежде. Восемьдесят лет назад Буэнос-Айрес был одним из богатейших городов мира, тогда ходили легенды о его экстравагантных плейбоях-тангеро. Город борделей и оперных театров, особняков, построенных на доходы от торговли скотом и пшеницей, город дуэлей на ножах, шелковых рубашек, бирж, экипажей и серебра. Город, построенный, чтобы утереть нос Европе. А теперь потерянный, доведенный до банкротства пятьюдесятью годами диктатуры и грабежа, но сохранивший на своих грязноватых улицах кричащую мишурой веселость.

Куда ни глянь, повсюду здесь можно было встретить красивые лица. На улицах полно берлинцев, венецианцев, англичан, басков и поляков, причем аргентинский климат и темные глаза Анд еще больше подчеркивали их светлые европейские черты. Дети военных преступников смешивались с чадами их жертв, и среди них, невидимые глазу, растворились тридцать тысяч жертв диктатуры, чьи черты, подобно их телам, просто «исчезли».

Доктор заговорила с комиссаром на своем школьном испанском, произнося слова с легким мексиканским акцентом. Ему польстила проскользнувшая у нее нотка юношеского восхищения.