Семнадцатая карта
Шрифт:
— Он не придет ко мне.
— Вот как? Посмотрим, — и Славик позвонил в колокольчик. — Передайте, чтобы сюда прислали машину моего Смерша, — сказал он адъютанту.
Но машина не приехала. Она подорвалась на мине по дороге к Дворцу, где жила Кэт. Раки больше к ней не приставал с расспросами о немецких шпионах.
Кэт оттащила раненого бойца за дот. Там не было мертвых. Из кармана юбки она вытащила полутора литровую флягу Столичной, упаковку пива Бавария, кило немецких копченых сарделек и круг белого хлеба килограмма на два.
— Тебе не лень было тащить пиво в такую даль? — спросил Вова.
— Я ведь знаю, что ты любишь немецкое пиво, — улыбнулась Кэт. Правда, в темноте вряд ли можно было разглядеть ее улыбку.
— Ты знала, что я живой?! — изумился он.
— Догадывалась.
— А водка? Тоже догадывалась?
— А помнишь, как я тебе спускала походный мешок в Замке? Я положила тебе трехлитровую бутыль спирта, а ты сказал, что спирта не пьешь. Сказал, что любишь Столичную. Пришлось идти в столовую. Там в холодильнике у Рокки была одна холодная бутылка. Из Москвы прислали ящик, а он всю выжрал. Осталась одна бутылка. Он потом ее искал. И в тот вечер чуть не поймал тебя в Замке. Он проснулся и увидел меня в столовой у холодильника. Но не спросил по-человечески, что я там делала ночью, а стал тихонько следить за мной. Хорошо, что ты уже стоял внизу и Раки не узнал тебя. Он долго рыскал по комнате, и все спрашивал меня:
— Кого ты прячешь? Любовника или шпиона? — А бутылка была у меня за спиной. Я даже не успела положить ее в рюкзак.
И ты ждал, пока он не насытиться мной. Стоял внизу, дрожал, что немецкие доги Раки найдут тебя и съедет.
— Да, — сказал Вова. — Все так и было.
— Видишь, я все помню. — Кэт помолчала. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Только ребра еще болят. Но ты можешь сесть на меня верхом. Только не ложись.
— Хорошо. Как сесть? Передом или задом?
— Сначала передом. А потом задом.
Они трахались до трех часов ночи. Атака должна была начаться в четыре. Так бы, наверно, они и протрахали утреннюю атаку. Если бы… если бы… Если бы не услышали козье ржание в двух метрах от себя. Да, козы так не блеют. Это было настоящее ржание влюбленной кобылы. Очень она была рада, что нашла своего парня живым. Пожалуй, даже больше, чем Екатерина Великая.
— Коза, — тоже, между прочим, не без радости констатировал Вова Матросов.
— Коза — это, конечно, хорошо, — сказала задумчиво Кэт. — Только ведь тебя, Вова, расстреляют.
— Но почему? Мы ведь взяли этот проклятый дот. Меня должны бы наградить.
— В таких делах живых не оставляют. А с другой стороны, тебя уже наградили. Козой. Правда и ее тоже должны расстрелять.
Остается только один вариант, — сказала Кэт.
— Какой?
— Там много убитых у дота. Положим твои документы одному из них.
— Зачем?
— Чтобы тебя не искали. Понимаешь, им нужен Матросов. Найдут убитого с твоими документами и успокоятся. А так тебе не уйти.
Они меняют документы.
— Это же сержант НКВД, который прикрывал меня с тыла, — сказал Вова. — Значит, и он пошел на пулемет.
— На него все пошли, — ответила Кэт.
— Послушай, ведь меня узнает начальник Смерша. Скажет, откуда — слово на б — ты такой взялся? Сержанта он должен был знать.
— Не бойся, командир Смерша убит. Почти все убиты. Так что тебе бояться нечего.
— А коза? Ты можешь пока взять ее себе?
— Хорошо. Я постараюсь отослать ее твоей жене.
— У меня нет жены.
— Тогда я отошлю ее твоей матери.
— Спасибо.
— Да не за что. Ты закрыл этот дот своей грудью. Козу уж точно заслужил.
— Может, мне медаль дадут?
— Получишь Героя Советского Государства. Правда, только посмертно.
Они целуются и расстаются. Кэт уводит козу.
В четыре утра начинается решающий штурм Города Эстэ. Но почти сразу захлебывается. Восемьдесят пять процентов резерва остается лежать перед вторым рубежом. Атака была не подготовлена. Рокки думал, что опять возьмет город наскоком. Не получилось.
— Когда они успели построить вторую линию обороны? — недоуменно спросил Никита.
Раки только крякнул. Он тоже не понимал, откуда взялась вторая линия укреплений.
— Не понимаю. Ее не было! — кричит он, как бешеный. — Там нет никакого второго эшелона. Ну просто не может быть! — Ракассавский чуть не плачет. Сгоряча он застрелил двух радистов, передавших, что атака захлебнулась. Теперь он сам сидел в наушниках и выслушивал доклады комбатов.
— Блять. Сука. Пидарас! — Так он называл командиров батальонов, которые гибли перед второй линией обороны.
Ракассавский плюет, снимает наушники и бросает их в стену.
— Ну че ты бесишься? — говорит Хрущев. — Была же шифровка от Абеля, что к Борману на помощь идет отряд Анэнербо.
— Хуербо! — рявкнул Командарм. — Я в эти сказки не верю. И никогда не верил.
— А почему вы так разговариваете со мной? Я Комиссар…
— Да какой ты на — слово на х — комиссар?! Комиссар сейчас должен быть где?
— Где? — не понял Хрущев.
— Он должен поднимать роты в атаку! Вот где! Все легли и даже расстрелы на месте не дают результата. Никто не хочет больше вставать.
— Ты сошел с ума, Рокки, — ответил Никита. — Там уже некому вставать. Почти все, кто вошел в четыре утра в коридор за пятидесятым дотом, погибли. Я те точно говорю, ты у меня еще попляшешь. Положил всю армию.
— Прости, Никитушка, — сказал, как бы успокоившись, Славик, — а что ты имел в виду? Ты хотел сказать, что — слово на букву е с приставкой: от — меня, когда тов. Эстэ помре? А он помирать вроде не собирался. Ты, наверно, хочешь его отравить? Да? Или хочешь провернуть заказуху? А-я-я-я-яй! О таких вещах ты так не подумавши болтаешь первому встречному.