Семнадцатая карта
Шрифт:
— Ты, — говорят, узкоглазый, — оптовый поставщик. И только косишь под розничного барахольщика. — Где семьдесят тысяч долларов, приготовленные тобой для покупки дури?
— Ай доунт ноу, ай доунт ноу, — пытался выиграть время парень. Но ничего не вышло. Один обкурившийся бандит направил пистолет с глушителем ему прямо в сердце и нажал курок. Всё. Был объявлен план перехват. Был как раз вторник. На рынок уже заезжали трейлеры с товарами. Пассажирские Газели рвались им навстречу. Пик час короток, надо успеть заработать. Трейлер повернул к рядам контейнеров и одна Газель оказалась в левом ряду, прямо нос к носу черным джипом угорелых киллеров.
— Козел! — рявкнул водила черного мерса. Именно он пятнадцать минут назад убил сына Чака Норриса. Парень на Газели был вахтером. То есть он не был, как и почти все здесь москвичом. Пятнадцать дней работал, а пятнадцать отдыхал в своем городе. На всякий случай он в кармане всегда носил лимонку. И сейчас он очень обиделся.
— Мне жаль, — сказал он.
— Пидор! — крикнул водила черного мерса.
— Мне жаль эту гранату, — опять сказал водитель пассажирской Газели, — она у меня одна. Но так и быть я отдам эту отличную лимонку тебе. — Звякнула железка и полетела вверх. В джипе было видно искаженное злобой лицо.
Граната влетела в открытое окошко. Кто-то пытался ее найти, но лимонка закатилась под сиденье. Вот падла. Никто не успел открыть даже дверь. Огненный смерчь приподнял дорогую немецкую тачку вместе с измайловскими бандитами и бросил на землю дымящиеся обломки.
В общем, все наследство досталось маленькой красивой девочке по имени Эдичка. Не в том смысле, что это я, Эдичка, а просто ее так звали. Потом, правда, она стала толстой буфетчицей, а еще потом солидной владелицей публичного дома. Именно ей досталась картина Пабло Пикассо. Родственницей оказалась. Хоть и дальней. Как? А я уже сказал как.
А дальше, как в песне поется:
— Остался у меня, на память от тебя, портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо.
Правда всей работы Пабло было вырезать этот портрет из знаменитой Картины Репина Приплыли. Когда Вован Дубровский нашел ее, Эдит сидела одна за шикарным столом в своем Публичном Доме и пила потихоньку Мартель. Она как раз опять пела эту песню:
— Остался у меня на память от тебя портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо.
Они встретились, как родные, как давние любовники, как известные исполнители легендарной роли легендарного разведчика Фишера-Абеля.
А как же картина в Пушкинском музее? Так и осталась с дырой? Да. Экскурсовод отвечает так любопытным:
— Это знаменитая Картина Репина Приплыли.
— А это, что за дыры? Специально, что ли, так сделано?
— Это дыры Герда Фалтингса. Благодаря им Картина вдвойне знаменита.
— Почему?
— Ибо она стала Картина и Репина, и Пабло Пикассо одновременно. Теперь вы понимаете?
— Но я не вижу Картины Пабло Пикассо, — сказала маленькая девочка. — Где этот его легендарный портрет? Я не визу.
— Вы правы, вы правы, — радостно ответила экскурсовод, — здесь мнения известных исследователей расходятся. Одни думают, что Портрет, о котором так много говорится и пишется в последнее время, и о котором, там много раньше пелось это портрет Владимира Дубровского, то есть, по сути, это, значит, портрет Александра Сергеевича Пушкина. Именно это значит Портрет, Твой Портрет работы Пабло Пикассо! Портрет Пушкина.
Но есть и другие естествоиспытатели. Они говорят, что картина Пикассо — это всегда Остаток. То есть это три Богатыря и две лошади.
Многие задумчиво открыли рты. Народ безмолвствовал. Только маленькая девочка опять спросила:
— А где дымка? Я не визу! — Никто, естественно, в этой ситуации не стал объяснять ей, что это, в конце концов, не импрессионисты, не Моне там, не Сезанн, не этот, как его, Тулуз Лотрек, не Винсент Ван Гог.
Какая тут может быть дымка. Все ясно. — Кто эта девочка?