Семнадцатилетние
Шрифт:
— А в некоторые институты привлекает даже повышенная стипендия!
— Бывает и так, — согласился учитель. — Для того ее и повышают.
— Таким образом, мы установили, что в подавляющем большинстве выбор профессии зависит не от внутренних качеств, желаний и способностей молодого человека, а от случайных влияний, иногда же расчета, — продолжал Сергей Иванович. — Запомните это, Константин Семенович, потому что только это обстоятельство и может вызвать ваши возражения... Мне кажется, что средние школы должны быть не просто средними, а среднетехническими, среднекоммерческими, среднесельскохозяйственными, среднегуманитарными, среднемеханическими и прочее и тому подобное. Причем уклон школы должен диктоваться
— И не только на словах! — многозначительно заметил Константин Семенович.
Но Сергей Иванович, увлеченный своей идеей, не понял намека.
— Само собой разумеется! — горячо продолжал он. — Теперь о возможных возражениях... Те единицы, о которых мы говорили вначале. Да!.. Среди окончивших сельскую школу найдутся композиторы, философы, юристы... Ну так что? Дорога для них не закрыта! А что плохого в том, что какой-нибудь композитор будет иметь представление о сельском хозяйстве? Что плохого в том, если философ будет знать нефть? Медицинское образование не помешало Чехову стать писателем, химик Бородин был великолепным композитором.
— Ничего плохого в этом нет, — подтвердил Константин Семенович.
— Значит, вы согласны?
— Мне нравится ваша идея, Сергей Иванович. Возможно, что вы несколько сужаете идею политехнического образования и есть опасность ранней профессионализации, но, с другой стороны, сейчас подготовка к любой профессии охватывает так много предметов... Сельское хозяйство, например, немыслимо без механизации и электрификации во всех областях... Да, мысль Интересная! Но мне кажется, что наше министерство с задачей не справится...
— Абсолютно верно! Ваше министерство забюрократилось. Очень уж там силен чиновничий дух... Как они изучают детей? В кабинетах?.. Даже зоологи не мыслят своей работы иначе, как постоянно наблюдая зверей. Дети же меняются... Сейчас они не такие, какими были до войны или во время войны... Нет, нет... С педагогикой у нас совсем уж не так хорошо, как хотелось бы. Ведь не случайно Макаренко появился в системе Наркомата внутренних дел, а не в системе Наркомпроса...
Ему не удалось развить свою мысль. В кабинет вошла Лида.
— Хозяйка просит дорогих гостей к столу! — сказала она нараспев, делая глубокий реверанс.
— Подожди
— Нет, папа, Константин Семенович гость, а ты, наверно, замучил его своими теориями. Разговор можно продолжать за столом, — сказала она тоном, не допускающим никаких возражений.
Небольшой круглый стол был сервирован старинным фарфором. Константин Семенович не был знатоком фарфора, но и он залюбовался удивительно нежным рисунком сервиза.
— Это Мейссенский! — не без гордости пояснил Сергей Иванович. — Восемнадцатый век.
Но Константин Семенович успел заметить не только уникальный сервиз, но и то, что водка была подана не в графине, а просто в пол-литровой бутылке, что на белой накрахмаленной скатерти лежал кусок батона, что ветчина, поданная на великолепном блюде, была не нарезана, а накромсана. «Да, хозяйки-то в этом доме, очевидно, нет, — подумал он. — И Лиду все это, должно быть, совсем не интересует. Вот — один из результатов «свободного воспитания».
— Прошу!.. Папа, ты на свое место... Константин Семенович, сюда! — оживленно распоряжалась Лида. — Прошу вас сюда...
Она усадила учителя напротив отца и села рядом.
В это время пришла пожилая, круглолицая, с заплывшими глазками женщина. Она была одета в пышное с воланами платье темно-фиолетового цвета. В ушах болтались голубые шарики на тонкой цепочке, на груди приколота круглая брошка, а на пухлых пальцах кольца. Она подошла к Константину Семеновичу и бесцеремонно протянула руку:
— Здравствуйте!
— Наша домоправительница, Прасковья Андриановна, — с запозданием представил ее Сергей Иванович.
— Это она для вас нацепила все свои драгоценности, Константин Семенович, — усмехнулась Лида.
— Ну, уж ты и скажешь, Лидочка, — жеманно проговорила Прасковья Андриановна, чинно усаживаясь за стол. — Разве это все?
С появлением этой домоправительницы учителю стали понятно, что он был прав: хозяйки в доме нет. «Много лет назад приехала из деревни вот эта Прасковья, — подумал он, — устроилась у Вершининых и стала своим человеком. Ничему она за это время не научилась, ни и чем не нуждалась, и все ей сходило с рук. Отчета от нес не требуют, ни во что не вмешиваются, а потому и хозяев своих она ни во что не ставит. Очевидно, и тут свободное воспитание».
— Папа, мы тебя ждем, — напомнила Лида.
Сергей Иванович звонко захлопал в ладоши, хотя и было совсем тихо.
— Ну-с, дорогой гость... Надеюсь, вы не откажетесь? — сказал он, беря бутылку с водкой. Вопросительно взглянув на Константина Семеновича, наполнил его рюмку и налил себе. — В целях борьбы с алкоголизмом, дамам предписывается пить только красное, — провозгласил Сергей Иванович, наливая в Лидину рюмку кагор.
— Что вам положить, Константин Семенович? — спросила Лида. — Остренького? Папа, например, любит селедку...
— Пожалуйста!
— Селедку я всегда сама делаю, — Похвасталась Лида. — Паша так не умеет.
— У всех налито? — спросил Сергей Иванович и поднял рюмку. — Говорят, что русский человек без повода не пьет. На этот счет даже есть много анекдотов. Повод у нас, конечно, исключительный, но, знаете, Константин Семенович, не хочется как-то попросту... «со свиданьицем». Настроение сегодня почему-то приподнятое, — сказал он каким-то извиняющимся тоном и, подумав несколько секунд, заговорил торжественно и с чувством: — Нет дела более благородного, более ответственного и трудного, чем воспитание молодого поколения. Вам, учителям, доверило государство и вот мы, родители, самое дорогое, что у нас есть... От вас, в очень большой мере от вас, зависит сделать их упорными, стойкими, трудолюбивыми, образованными... Ну, одним словом, настоящими людьми...