Семнадцатилетние
Шрифт:
— Константин Семенович, мы вам даем честное комсомольское слово, что сидели тихо и ничего такого... Холопова и Белова задавали ей вопросы, а она чего-то взбеленилась...
— «Она»? Кто это — «она»? Когда вы говорите со мной о преподавателе, извольте называть его по имени и отчеству. Кроме того, из вашего ответа я ничего не понял. Что, вы сказали, произошло с Натальей Николаевной?.. Что же вы молчите? Повторите.
— Наталья Николаевна... ну... вспыхнула, что ли...
— Хорошо. Садитесь. Холопова, какой вы задали вопрос?
Клара слово в слово повторила свой диалог с учительницей.
—
— Нет. На него вы ответите сами, но не сейчас. Этот вопрос имеет отношение к литературе не меньше, чем к психологии. Вспомните, что вы проходили в седьмом и восьмом классах, почитайте, подумайте и на следующем моем уроке я вас спрошу, почему Пушкин так любил осень? Второй вопрос?
— Белова, говори, — пробормотала Женя.
Белова повторила свой вопрос и происшедший затем разговор, умолчав о «больной голове».
— Я вижу, этот вопрос сегодня вам спать не давал!.. Думаю, что, независимо от глубины чувства, воли и характера, на свете нет человека, которого нельзя было бы вывести из себя, да еще в такой момент, как Бородинский бой. Пример с Кутузовым просто придирка с вашей троны. Нет правил без исключения, а в психологии их великое множество. Это слишком сложная наука. Все?
— Да, все, — подтвердила Катя.
Константин Семенович задумался. Однажды на его Вопрос «Какой у вас сейчас урок?» Женя сморщила нос и с иронией ответила: «Будем по учебнику обследовать человеческую душу». Он знал и то, что между собой девушки называют Наталью Николаевну «психичкой». Это пренебрежительное прозвище, как и выражение комсорга о том, что «она чего-то взбеленилась», доказывали, что молодая учительница не нашла с коллективом класса общего языка и не сумела их заинтересовать своим предметом.
— Иванова! Вы дали честное комсомольское слово от имени всех, — после паузы начал Константин Семенович, обращаясь к Кате. — Я уважаю вас и не могу не верить...
— Константин Семенович, она дала слово только том, что мы сидели тихо! — горячо сказала Аня.
— Алексеева, я разговариваю не с вами. Я не намерен с каждой из вас в отдельности обсуждать этот случай. Если в классе что-то произошло, — значит, комсорг совершила ошибку. Чего-то не додумала, что-то упустила, к чему-то не прислушалась, не посоветовалась. Я нисколько не сомневаюсь, что вы сидели тихо, но тем не менее Наталья Николаевна в слезах покинула класс. Тишина бывает разная. Мне стыдно за вас!
— Мы не успели, Константин Семенович... — заговорила Катя, но учитель, не слушая, вышел из класса.
И все почувствовали, что учитель прав. «Тишина бывает разная». Случай, конечно, отвратительный, и ему нет никакого оправдания. Какое право они имели относиться так к учительнице? И дело не только в этих злополучных вопросах. На каждом уроке они вели себя как тайные враги Натальи Николаевны. Но самым неприятным сейчас было то, что Константин Семенович обращался только к Кате, словно во всем случившемся была виновата она одна.
Придя в учительскую, Константин Семенович застал Наталью Николаевну уже успокоившейся, но сильно растерянной. Она не знала, как
— Вы можете меня спокойно выслушать и не обижаться? — спросил Константин Семенович, останавливаясь против нее.
— Конечно.
Я буду говорить вам правду и, вероятно, неприятную для вас правду, Наталья Николаевна, — спокойно начал он. — Обычно в такого рода конфликтах администрация берет сторону учителя. Как правило... за редким исключением. Логика тут довольно примитивная. Учительский авторитет нужно всячески укреплять, — а значит, виноваты ученики. Они обязаны учиться, обязаны уважать учителя, обязаны повиноваться, много чего обязаны. Ну, а если им неинтересно, скучно на уроке? Если учитель не заслуживает уважения?.. Короче говоря, я думаю иначе. В таких конфликтах, за редчайшим исключением, виноват учитель. Плохих детей, как правило, нет... Я имею в виду новорожденных детей, — пояснил Константин Семенович, заметив, с каким удивлением взглянула на него молодая учительница. — В школе мы имеем дело уже с результатами какого-то воспитания. И, несмотря на это, дети ведут себя по-разному... Подумайте сами, Наталья Николаевна... Почему у Василисы Антоновны успешно идет работа и нормальные отношения с классом? То же самое у Анны Васильевны, у Марины Леопольдовны, даже у Василия Васильевича, человека не в меру доброго, или, как говорит Варвара Тимофеевна, безвольного... Почему у них другие отношения?
— Они опытны...
— Вот, вот! В данном случае вина учителя в неопытности. Вернее, это даже не вина, а беда. И я очень рад, если это только так. Но меня смущает вот какое обстоятельство... Когда я с вами познакомился, то подумал, что девочки должны называть вас между собой «Наташа», и вдруг узнал, что они зовут вас... Знаете, как они вас называют?
— Как?
— «Психичкой».
Тень улыбки скользнула по лицу Натальи Николаевны, но сейчас же исчезла.
— Когда я училась в школе, мы звали учительницу физики «физичкой», — сказала она. — Нет, я не оправдываюсь... Я понимаю вас.
— Мне трудно разобраться в том, что и как у вас там произошло, но я хочу сказать вам следующее... Если вы пришли работать в школу только потому, что окончили и институт, если вы не любите свой предмет, если вы не унижаете детей... идите к Наталье Захаровне и подайте заявление об уходе. Вы молоды, у вас впереди вся жизнь... Не калечьте ее. Все равно у вас ничего не выйдет. Вы скоро превратитесь в чиновника...
— Нет, нет... что вы, Константин Семенович! — почти с ужасом проговорила Наталья Николаевна. — Это мое призвание... До сих пор я думала, что это мое призвание... Я убеждена... Даже в школе...
— Хорошо! Тогда послушайте еще... последнее. Не знаю, чему вас учили в институте, но я считаю, что главное в отношениях с детьми — это искренность и правда. Может быть, иногда следует промолчать, уклониться от ответа, но лгать им никогда нельзя. Ни при каких обстоятельствах! Дети имеют очень чуткий и тонкий организм, и всякую фальшь они сразу распознают. Нельзя играть в учительницу. Боже вас сохрани!.. Искренность и правдивость! За этим стоит уважение к детям и собственная своя убежденность. Вы понимаете меня, Наталья Николаевна? — спросил он.