Семья Горбатовых. Часть вторая.

Соловьев Всеволод Сергеевич

— Да вы бы, матушка, как-нибудь выведали, спросили бы ее хоть что-нибудь…

— Нет-с, благодетельница, я с ними разговаривать теперь никак-с не могу… Сами знаете — одна только обида мне за всю мою верность, и ничего больше…

— Ах, Бог мой — что же она нейдет? Сбегайте…

Но княгиня в это время вошла. Генеральша так и уставилась на нее в полумраке.

— Ну что, ma ch`ere, что? Кто прав?..

— Я права, конечно, ведь я знала!..

— Кого же ты видела? Саму Горбатову? С ней говорила?

— Да, с ней говорила. Она очень рада… Она ведь

Ниночку уже видала и та ей, оказывается, с первого раза понравилась. Чудная женщина Татьяна Владимировна Горбатова, до слез она меня тронула. Вот мать!..

— Хорошая женщина… да — я ничего против нее не скажу, — проговорила генеральша, все еще не будучи в силах прийти в себя от изумления, — хорошая женщина; только ты, мать моя, все-таки не производи ее в святые… Чай, знаешь, помнишь, кто без греха!..

— О чем вы это, maman? — с неудовольствием перебила княгиня.

— О чем? Сама знаешь… Всему свету известно, с кем она была близка в молодости…

Княгиня вспыхнула.

— Ах! Зачем вы это, maman? Да и кто может… Может, все это клевета и сплетни… Даже, наверное, так… Я уверена, уверена, что все клевета и сплетни и ничего между ними не было такого…

Генеральша всполошилась, даже вскочила со своего кресла, совсем уже позабыв все свои недавние недуги и ожидание смерти. Глаза ее загорелись. Она просто чувствовала себя оскорбленной.

— Что еще, что ты? Бога побойся — как клевета, как сплетни? Ну, уж это, ma ch`ere, нельзя же так, это ни на что не похоже! Всему свету известно, а ты вдруг — клевета!

— Господи, будто это обида и вам и «всему свету», что я сомневаюсь… Что я не хочу верить в существование пятна на этой прекрасной женщине?

— Да тут никакого пятна нет; только что было — то было… И не моги ты, не моги… Весь свет знает!

Княгиня пожала плечами и замолчала. Она поняла, что спорить с матерью бесполезно.

— Так она согласна? — возвращаясь к своему изумлению, спросила генеральша.

— Согласна, конечно… Насколько я поняла — Борис Сергеевич ее любимый сын… Впрочем, об этом уже и прежде говорили…

— Как же это она? Неужто лучшей партии сыскать ему не могла?

— Мы с Татьяной Владимировной находим Нину очень хорошей партией… И, пожалуйста, больше не будем говорить об этом. Я знаю доброту вашего сердца и, надеюсь, что и вы от души порадуетесь Ниночкиному счастью. Видно, Бог милосердный сжалился над ее сиротской долей…

— Что же я… Я очень рада! — проговорила генеральша. — Только чудеса, чудеса! Право, весь свет перевернулся! Ну, а Горбатов?

— Я его не видела. Его дома не было; но Татьяна Владимировна сказала, что он уже знает и дал свое согласие; он, может быть, сегодня же будет у меня с тем, чтобы официально просить руки Нины.

— Чудеса, чудеса! — повторила генеральша.

— Где же невеста? Дай ты мне взглянуть на нее! — наконец докончила она.

— Да ведь она, maman, еще после обедни хотела к вам идти, только вы распоряжение сделали, чтобы никто вас не беспокоил.

— Да, да… Ну ничего, теперь мне лучше… Позови ее, пусть придет… Я ее поздравлю.

Княгиня

несколько смутилась. Она знала, что мать ее не особенно любит стесняться и боялась как бы она теперь не наговорила Нине, хотя и ласковым тоном, чего-нибудь обидного. Но выказать свои опасения и попросить мать не обижать Нину — она не могла решиться. Старуха рассердится, и, пожалуй, еще хуже выйдет.

— Хорошо, maman, сейчас позову Нину, только она так потрясена… Вы знаете ее плохое здоровье…

— Как, чай, не быть потрясенной! — сказала генеральша. — Этакое счастье привалило! Да ты что же, ты никак боишься, что я ее еще больше расстраивать буду? Не бойся, матушка, не бойся… Говорю тебе, ведь я рада… Что же мне? Только все же следовало бы, кажется, со мною заранее потолковать да посоветоваться.

— Когда же это было, maman? Это и для меня самой неожиданность, — решилась согласиться княгиня для того, чтобы только успокоить старуху.

Затем она ушла звать Нину. Сообщив ей желание генеральши ее видеть, княгиня прибавила:

— Ты только, Ниночка, не обращай особенного внимания, если что тебе в ее словах не понравится… Она стара, у нее на многое неверные взгляды…

— Ее взгляды мне давно известны, — ответила Нина, — и обидеть она меня ничем не может. Конечно, она находит, что я не стою такого жениха?.. Да ведь и я нахожу это, я об этом много думала и намерена сказать это и его матери.

Княгиня пожала плечами.

— Это еще к чему, что за мысли? Право, если бы я не знала тебя, то могла бы подумать, что ты напускаешь на себя лицемерную скромность! А Татьяна Владимировна тебя не знает… Ведь она так, может быть, и подумает! Зачем же это, ты только повредишь себя…

— Я буду искренна с его матерью, иначе с нею я не должна быть…

Так говорили они, подходя к темному будуару. Генеральша встретила Нину крайне ласково:

— Поздравляю, матушка, поздравляю, от души поздравляю… — начала она, когда Нина, по заведенному в доме обычаю, целовала ее руку. — Дай тебе Бог, Ниночка, всего хорошего… Дай тебе Бог!.. Только ты меня, старуху, прости за откровенность, я знаю жизнь и добра тебе желаю — уж как надо теперь тебе быть осторожной! Ежели бедной девушке такое счастье приходит, его надо бережно поднять — не то разобьется… Счастье-то людское хрупко… Ты вот молода очень, думаешь, чай, — всего теперь достигла, все пришло — ан нет, тут-то, матушка, только и начинается!.. Много трудностей…

— Я это понимаю.

— Понимаешь, душа моя, ну и прекрасно!.. Умница… Это честь тебе делает!.. — сказала генеральша. — Теперь не ко времени, да я и нездорова, а вот как-нибудь я призову тебя на досуге и потолкуем… Многому могу научить тебя… Пелагея Петровна!..

Распоряжение относительно гостей, сделанное во время умирания генеральши, не было отменено, а потому Пелагея Петровна находилась бессменно в будуаре или за занавеской. Она появилась тотчас же на зов.

— Поздравьте невесту! — сказала генеральша. Пелагея Петровна бочком пододвинулась к Нине, стала приседать, подбирать губки и присвистнула: