Семья Горбатовых. Часть вторая.
Шрифт:
— Неужели? — изумленно проговорил Сергей.
— Да, и согласитесь, что это уж чересчур. Но как бы то ни было, в числе приглашенных сопровождать государя и государыню на вечерний чай к светлейшему князю находитесь и вы. Государь приказал мне известить вас об этом. Вы должны явиться в Зимний дворец к шести часам.
Подобное приглашение было очень неприятно для Сергея, но отказываться не было возможности.
— Не замедлю исполнить приказание государя, — сказал он.
— А за сим, — проговорил Ростопчин, вставая и взглянув на часы, — до приятного свидания. Ох, как я у вас засиделся!..
Оставшись один, Сергей задумался. В мыслях и сердце у него было как-то смутно.
XV. СЮРПРИЗ
В шесть часов Сергей был во дворце. Его проводили к государю, который встретил его с довольным видом.
— Аккуратен, за это спасибо. Но на сей раз я должен задержать немного. Меня почти с полудня дожидается депутация купцов, и до сей минуты не могу принять ее. Пойдем, любопытно, что будут говорить эти господа. Мне, признаться, очень хотелось бы как-нибудь их усовестить. Ведь это ужас что такое они себе позволяют. Впрочем, ты, я полагаю, ничего не знаешь, ты не считаешь своих денег. Знаешь ли ты, что бедным людям скоро жить нельзя будет в Петербурге, что цены на съестные припасы поднимаются с каждым днем?
— Может быть, я и не считаю своих денег, ваше величество, но обстоятельство поднятия цен мне очень хорошо известно. Об этом говорят все, и я полагаю, что необходимо найти какой-нибудь выход.
— Полагаю и я, — сказал государь. — До сих пор на это не было обращено никакого внимания. Богатым все равно, а жалобы бедных людей замирают в воздухе. Пойдем.
Но прежде чем выйти из комнаты, он выпил стакан воды и, по-видимому, делал над собой усилие, чтобы успокоиться.
— Нужно попробовать подействовать на них убеждением, — прошептал он.
В одной из зал дворца дожидалась депутация с хлебом и солью на огромном золотом блюде. Несколько человек купцов, все как на подбор, с важным и степенным видом, благообразные собою, почти земно поклонились государю, поздравляя его с восшествием на прародительский престол и прося его принять хлеб-соль.
— Благодарю вас, — отвечал Павел Петрович, ласково к ним обращаясь.
И затем, подходя от одного к другому, спрашивал каждого о его имени и фамилии и о его торговле.
Расспросив всех и несколько отойдя, он проговорил:
— Благодарю вас, мне очень приятно вас видеть. Одно только неприятно, это то, что вы меня не любите.
Купцы совершенно растерялись, вздрогнули. С изумлением и почти с ужасом глядели они на государя. Несколько мгновений продолжалось молчание. Наконец, один из них вышел вперед и прерывающимся голосом проговорил:
— Ваше императорское величество, слова ваши поразили нас, и не можем мы прийти в себя от горести, и не можем понять, чем мы провинились. Как перед истинным Богом можем засвидетельствовать, что привержены мы к вашему императорскому величеству самою искреннею и верноподданническою любовью. Да и как может быть иначе? Мы ведь крещеные русские люди. Кого же нам и любить, как не царя нашего батюшку?
Государь выслушал, покачал головой.
— Нет, неправду вы говорите. Я очень хорошо знаю, что вы меня не любите.
Опять несколько мгновений продолжалось молчание. Купцы, совсем перепуганные и смущенные, переглядывались и тихонько подталкивали того, который говорил с государем. Но тот молчал, не находя слов. Наконец, выискался один из членов депутации и проговорил:
— Почему бы мы были так несчастны, что ваше императорское величество заключаете о нас столь невыгодно?
— А вот я вам сейчас же и изъясню сие, — сказал государь. — Я заключаю о любви каждого ко
Купцы молчали, как убитые. Сергей радостно глядел на государя.
— Так-то, друзья мои, — вдруг сказал Павел Петрович. — Ежели вы хотите, чтобы я был уверен в вашей любви ко мне, то любите моих подданных и будьте к ним человеколюбивее, совестнее, честнее и снисходительнее, и лишнее все оставьте и удовольствуйтесь во всем умеренными себе прибытками. Одним этим докажете мне любовь свою и заслужите от меня благоволение. Так-то, друзья мои, и не забывайте этих слов моих!
Он ласково поклонился купцам и, кивнув Сергею, чтобы тот за ним следовал, вышел из залы.
— Ну, слава Богу, — сказал он, — обошлось благополучно. А уж я боялся за себя. Очень они меня рассердили!
— Ваше величество, — горячо сказал Сергей, — я счастлив, что имел случай присутствовать на этом приеме. Я уверен, что слова вашего величества не пропадут даром и в скором же времени окажутся благие их последствия.
— Ты думаешь? Дай Бог! Только этого я и желаю. Если же они будут продолжать свои беззакония, то придется действовать строгостью. Я не могу потерпеть этого всеобщего разорения. А теперь вернемся к нашему делу. Ведь Ростопчин передал тебе, что ты едешь со мной и государыней к князю Зубову?
— Я явился для исполнения вашего приказания, — отвечал Сергей, — но осмеливаюсь выразить, что мне очень тяжело ехать к князю.
— Пустое, друг, пустое! Одного бы я тебя не послал, а со мною — это другое дело. Разве ты забыл о том, что у него твой дневник, ты должен же получить его. Да и потом, зачем помнить старое. Надеюсь, князь несколько изменился, он уж не тот, что был недавно. Поедем.
Через полчаса государь с государыней и в сопровождении Сергея и двух адъютантов поднимался по широкой, роскошной лестнице заново отделанного великолепного дома. Навстречу гостям вышел новый хозяин. Сергей не видал Зубова в последнее время и невольно изумился перемене, происшедшей с ним. Он похудел, постарел, осунулся, но не в этом заключалась главная перемена. Он казался совсем другим человеком. В нем не было и тени прежнего сознания своего величия, прежних манер. Он казался совсем запуганным, загнанным, казался приговоренным к казни.
Стремительно выйдя на лестницу, он вдруг опустился на колени перед государем.
— Встаньте, князь, — мягко проговорил Павел Петрович.
Затем сам его поднял, взял под руку.
— Кто старое помянет — тому глаз вон. Довольны ли вы моим подарком, нравится ли вам этот дом?
— Ваше величество, — шептал, заикаясь, Зубов, — я не нахожу слов благодарить вас, я чувствую себя недостойным такой милости.
— Очень рад, если дом вам по вкусу.
Они вошли в гостиную, и тут только Зубов заметил, что государь и государыня были не одни. Тут только он встретился со взглядом Сергея. Он робко направился к нему и протянул ему руку. Сергею сделалось тяжело и неловко. Он уже не чувствовал никакой ненависти к этому человеку. В нем заговорила жалость. Но в этой жалости было что-то гадливое. Зубов, трусливый, робкий, как-то весь прижимавшийся, был просто противен.