Семья Марковиц
Шрифт:
— О, да, — отвечает Фланаган. — Но еще и в здешний монастырь. Как вам здесь нравится?
— Все очень мило, — говорит Эд. — Просто прекрасно. А вы, помнится, говорили, что здесь тихо.
— В это время года здесь, пожалуй, не так тихо, — говорит Фланаган. — На лето здесь многое сдается, например, сейчас у нас команда готовится к Специальным Олимпийским играм, а еще баскетбольный лагерь и люди из «Элдерхостела» [84] — вы, наверное, их видели?
84
«Элдерхостел» —
— Нет.
— Ну, их вы ни с кем не спутаете — у них одинаковые футболки. Но зимой здесь действительно спокойно. Для тех, кто любит снежные пейзажи, лучше места не найти.
— Да, мне говорили, — отвечает Эд.
Эд проскальзывает в столовую, как только она открывается на обед. И убедившись, что никого из участников конференции поблизости нет, набирает полный поднос — жареная курица, пюре, зеленый горошек, яблочный пирог. Он садится у стены, где его загораживает длинный стол, за которым сидят учащиеся «Элдерхостела». Проглотив курицу и пюре, он отправляется за добавкой. Ест он как человек, вырвавшийся из плена.
— Маргарет, — говорит его соседка по столу, — я тебе уже говорила — в эти выходные будем жарить сосиски.
— Ах, да, теперь вспомнила! Я обязательно что-нибудь принесу, — отвечает Маргарет.
— Это совершенно не обязательно.
— Но мне хочется.
— Когда мы жарим сосиски, еды всегда оказывается больше, чем нужно. Даже не знаю, что попросить.
— Может, картофельный салат? — предлагает Маргарет.
— Ну не знаю…
— Ты не любишь картофельный салат?
— Почему, очень люблю.
— Эйлин, ты только не ври.
— Я и правда его люблю, — говорит Эйлин. — Просто мы его никогда не едим.
— Неужели? — изумляется Маргарет. — А всегда едим картофельный салат с сосисками. Понимаешь, я не люблю сосиски с булочками. Я люблю порезать сосиску, а рядом положить картофельного салата.
— Эдуардо! — бросается к Эду Маурисио Бродски перед началом дневного заседания.
— Вижу, вы сегодня в прекрасном настроении, — говорит Эд.
— Я был в книжном и накупил всего! Удивительная подборка книг по католической теологии. Я потратил триста долларов — это все для моих расследований, для моей детективной работы. А где вы были утром? Вы пропустили мессу.
— Я еврей, — говорит Эд и смотрит на Маурисио, на его тоненькие южноамериканские усики, на его черную ермолку.
— Никто в этом и не сомневается! Потому-то и важно, чтобы вы ходили на мессу, чтобы все понимали. Если поблизости есть собор, я хожу непременно — чтобы напитать себя звуками и образами. Естественно, для меня лично это ничего не значит, ничего! — признает он, прищелкивая длинными пальцами. — Но сходить надо. Еврею непременноследует. Чтобы… чтобы…
— Прочувствовать это на своем опыте, —
— Нет-нет, чтобы они прочувствовали вас. Но, поверьте мне, истинное счастье, ни с чем не сравнимое — это когда мне удается привести католических священников в синагогу «Молодого Израиля» [85] , посидеть там вместе с ними. Сидеть с ними — это что-то, раввин из себя выходит.
— Профессор Марковиц, доктор Бродски, добрый день! — говорит брат Мэтью. Его широкий лоб усыпан капельками пота. — Вам здесь хорошо? Комнаты вас устраивают?
85
«Молодой Израиль» — иудейская организация в США, к которой относится ряд синагог.
— Брат Мэтью, все просто прекрасно, изумительно! — отвечает Маурисио.
— Очень хорошо, — говорит Мэтью. — Знаете, у нас здесь, в Святом Петре, есть традиция. Если вы побывали здесь в качестве гостя, вы становитесь членом семьи — а это значит, что вы можете приехать к нам в любое время.
— Прекрасно! — говорит Маурисио. Великолепно! Брат Мэтью, так когда же вы расскажете свою историю?
— Кто, я? — смеется брат Мэтью. — Я же не участник конференции. Я просто координатор. И прихожу только послушать вас.
— А по-моему, вам обязательно нужно рассказать свою историю, — говорит Маурисио.
— А тут нечего рассказывать, — говорит Мэтью. — В монастырь я пошел, когда мне был шестнадцать лет, да так и остался. Да, я провел пару лет в Ватикане. И одиннадцать лет жил на Аляске с иннуитами.
— Вот это да! — восклицает Маурисио.
— Поверьте, на Аляске жизнь мало чем отличается от здешней, — говорит брат Мэтью. — Устав везде один — где бы ты ни жил.
— Так значит… — вступает в разговор Эд, — …вы приняли обет в шестнадцать лет?
— Я встал на эту стезю. Иначе я бы, наверное, стал автомехаником, как мои братья. Но я все равно ремонтирую все машины в монастыре.
Эд смотрит на монаха и думает, что тот и в самом деле похож на автомеханика. И поэтому ему хочется спросить Мэтью, что он думает про всю эту белиберду на конференции — про Маркуса, еврея с Юга, принявшего католичество, про сестру Элейн и ее родной дом. Ему хочется спросить Мэтью с глазу на глаз, не мутит ли его от этого. Но Рик Матер уже начал заседание.
— Позвольте представить вам только что прибывшего Авнера Рабиновича, он приехал к нам из Израиля, из университета Хайфы, — говорит он. — Его рейс задержали на двенадцать часов в Париже, поэтому он добрался до нас только сегодня утром. На конференцию он прибыл только что, но здесь, в институте, он не новичок — он незаменимый член Библейского совета по третьему миру.
Эд вскидывает голову. Он и сам интересуется странами третьего мира, особенно маргинальными террористическими группировками. Он с надеждой глядит на Рабиновича, активно работающего ученого, чья область деятельности соприкасается с той областью, которой занимается Эд.