Семья Майклов в Африке
Шрифт:
В это время подбежал Пенга и набросил-таки на птицу мешок, но она продолжала сжимать мне руку с прежним остервенением. Я повернулся к Джону, который стоял в нескольких ярдах от нас, снимая эту сцену, и крикнул:
— Сними крупным планом когти на моем запястье! Я могу потерпеть еще немного.
Джон мгновенно установил камеру у меня за спиной и стал снимать через плечо. Многие люди, видевшие потом это место в фильме, говорили:
— Как вам удалось все это снять, черт побери, если только тут нет надувательства?
Но тут не было надувательства. Несколько минут терпел я ужаснейшую боль, чтобы получить эти замечательные кадры.
Лишь с большим трудом Марджори и Пенге удалось наконец
Орел до сих пор живет с нами, приручать его пришлось почти целый год. Обращаемся мы с ним осторожно и почтительно и нередко задаем себе вопрос, вернется ли он теперь в свою скалистую обитель в горах Серетс Кама, если мы его отпустим?
Глава четвертая
Горонгоза
Месяца через два после нашего возвращения из страны Кама моя приятельница Элис Хеннинг, молодая вдова, жившая со своим братом на большой ферме близ Претории, познакомила меня с одним португальцем. Он слышал и читал о «Семье Майклов в Африке» и предложил нам снять один из наших фильмов в знаменитом заповеднике Горонгоза в Португальской Восточной Африке. Звали его сеньор Альмейда. Он сказал нам, что у него прекрасная ферма близ Умтали, почти на границе Северной Родезии и Португальской Восточной Африки, и усиленно приглашал нас заехать к нему на несколько дней по пути в Горонгозу.
— Ваше предложение очень великодушно и весьма заманчиво, — ответил я неопределенно.
— Будьте осторожны, — вмешалась Марджори, — Джордж может принять ваше предложение, прежде чем вы успеете раздумать.
— Нет, нет, мадам. Я говорю искренне. Я буду очень рад видеть вас у себя, — уверял он. — Я пробуду в Претории еще дня два-три, может быть четыре. Так что, если вы захотите снова вернуться к этому разговору, я буду счастлив.
Он дал мне телефон своего номера в гостинице, и мы договорились встретиться перед его отъездом, чтобы обсудить возможность поездки в Горонгозу. Элис, слышавшая наш разговор, предостерегла меня:
— Не верьте этому типу. Когда он выпьет, то может наобещать вам все что угодно. Я его не очень хорошо знаю. Его привел ко мне кто-то из гостей.
Два дня обсуждали мы с Марджори это предложение и решили, что снять наш следующий фильм в Горонгозе было бы совсем неплохо. Поэтому мы пригласили сеньора Альмейду на обед, чтобы как следует потолковать с ним об этой поездке. За обедом мы договорились, что пробудем у него на ферме неделю. По его словам, мы сможем «передохнуть с дороги и снять такие картинки про зверей, каких не встретишь даже в Горонгозе».
Мы дали свое согласие, но я поставил условием, чтобы вся наша экспедиция была устроена на деловой основе, иначе говоря, что мы оплатим свое пребывание на его ферме.
— Сеньор Альмейда, — сказал я. — Я не могу допустить, чтобы вы принимали нас совершенно бесплатно и тратили свое драгоценное время, показывая нам ферму. Я хотел бы заплатить за каждый день, проведенный в вашем доме. Ведь у меня в семье четыре человека, и еще я возьму с собой, по крайней мере, троих помощников. Поэтому давайте сразу договоримся о сумме, которая будет достаточным вознаграждением за все ваши хлопоты.
— Поверьте, мистер Майкл, я не сочту это за хлопоты. Но раз уж вы настаиваете, давайте положим по двадцать фунтов на день, и я вам все обеспечу. У меня в доме есть девять кроватей с пружинными матрацами и множество одеял. Вам не надо брать с собой постельного белья. Еда у меня тоже найдется. За эти двадцать фунтов я буду возить вас в своем джипе по ферме и обеспечу постелями и едой. Вас это устроит?
— Вполне. Когда вы уезжаете?
— Сегодня вечером, — ответил он. — Когда вас ждать?
— Мы будем у вас ровно через четыре дня. Так вы Уверены, что нам не нужно брать с собой ни еды, ни постелей?
— Абсолютно уверен.
— А как мы устроимся с питанием и жильем в Горонгозе? — спросила Марджори.
На этот вопрос я ответил сам.
— В португальском консульстве мне дали брошюрку, из которой я узнал, что питание и жилье в Горонгозе можно получить за обычную плату, но поскольку мы собираемся снимать там фильм, то консул обещал подыскать нам особое помещение. Он постарается также получить кое-какое оборудование для съемок, которое обычным посетителям не предоставляется.
— Это только справедливо, — заметила Марджори. — Ведь фильм будет замечательной рекламой заповедника, а для португальского правительства это очень важно.
Когда Альмейда ушел, я сказал Марджори:
— Знаешь, Мардж, все-таки нам лучше взять с собой наше обычное походное имущество, несмотря на все обещания Альмейды.
— Ты имеешь в виду постели и продукты?
— Да. Нам уже приходилось сталкиваться с подобными вещами, и я не хочу рисковать. Мы поедем на своей большой машине, и если постели и продукты нам не понадобятся, особой беды в том не будет. Места у нас хватит.
Через четыре дня, как я и обещал, мы отправились на ферму. Найти ее было нетрудно, потому что Альмейда начертил нам подробный план.
В Африке существуют молочные фермы, птицефермы, овощеводческие и садоводческие фермы и лесистые участки, которые обычно называют бушвельд-фермами. В большинстве случаев это не фермы в строгом смысле. Обычно это обширная лесистая полоса площадью от двух до двадцати тысяч акров, представляющая собой неогороженное безлюдное пространство в отдаленном глухом районе, где львы, леопарды, слоны, буйволы и антилопы бродят на свободе. Таким именно местом и была ферма Альмейды. Но только диких животных там не оказалось. Добираясь до усадьбы, мы проехали по ферме мили четыре и не встретили ни одного указателя или знака, которые обычно ставят в местах, где водится много дичи. Здесь мы не заметили ни зверей, ни птиц. Зато нам сразу бросились в глаза сотни срубленных деревьев киатт и тамбути. Вдоль дороги были сложены ровными штабелями обтесанные бревна, готовые к отправке на лесопильню. Как ужасно, то ради наживы уничтожаются эти замечательные африканские деревья, разрушается красота природы! По всей вероятности, Альмейда, как и многие другие владельцы бушвельд-ферм, купил этот участок с очень большой рассрочкой. С него взяли незначительный задаток, и теперь он мелкими взносами выплачивает остальное, зарабатывая тем временем огромные деньги на продаже леса. Он истребил всех зверей на ферме, превратив их в билтонг — соленое провяленное мясо диких животных. Такое хозяйствование неизбежно губит ферму. Владельцы выжимают из нее все, что возможно, и, когда ферма им уже больше не нужна, нередко продают ее правительству. Правительство превращает ее в резервацию, и вскоре некогда плодородные земли становятся голой, вытоптанной, перенаселенной пустошью — отвратительный символ многочисленных резерваций по всей Африке. До тех пор пока не изменятся социальные условия, такие типы, как Альмейда, будут «на законном основании» осквернять и губить прекрасное ради личной наживы и власти.