Семья Рэдли
Шрифт:
СУББОТА
Кровь не удовлетворяет желание. Она его усиливает.
Отрада есть на горной крутизне
Мало что на свете так же прекрасно, как пустынная дорога в четыре часа утра.
Белые полосы и подсвеченные знаки указывают, как ехать, и им нет дела до того, есть ли рядом люди, которые будут их слушаться, как нет дела камням в Стоунхендже до судеб жалких воздерживающихся,
Вещи остаются.
Люди умирают.
Можно следовать знакам и системам, которым положено следовать, а можно пожертвовать обществом и прожить жизнь, повинуясь инстинктам. Что там сказал лорд Байрон всего через два года после того, как его обратили?
Есть наслажденье в бездорожных чащах, Отрада есть на горной крутизне…Есть и еще где-то, в той же песне:
О, если б кончить в пустыни свой путь, С одной — прекрасной сердцем и любимой, — Замкнув навек от ненависти грудь, Живя одной любовью неделимой. [5]5
Дж. Г. Байрон, «Паломничество Чайльд-Гарольда»; перевод В. Левина.
Живя одной любовью неделимой.Это распространенное проклятие вампиров. Они пробуют многих, но истинно жаждут только одну.
«Нет, — думает Уилл, — лорд Б. непревзойден».
Ну, Джим Моррисон подобрался довольно близко, признает он, слушая «Двадцатый Век Фокс» и отстукивая пальцами ритм на руле. (Впрочем, Уилл никогда не верил в теорию, будто бы Моррисон — это личина, избранная Байроном в шестидесятых.) Хендрикс тоже неплох. Или даже Роллинги, когда вампир был еще с ними. Весь тот самовлюбленный кровавый рок шестидесятых, который играл их с Питером отец, когда они были совсем маленькими.
Двигатель слегка хрипит; топливный датчик показывает, что бензин почти кончился. Уилл заезжает в круглосуточный автосервис и заправляет бак.
Иногда он платит за бензин, иногда нет. Деньги для него не значат ровным счетом ничего. Если бы Уилл хотел, у него были бы миллионы, но на них все равно не купишь ничего столь же восхитительного на вкус, как то, что он получает задаром.
Сегодня он не прочь повалять дурака, поэтому заходит в автосервис с последней двадцаткой. (Три дня назад он посетил вечеринку быстрых свиданий в баре «Тигр, Тигр» в Манчестере и там познакомился с девушкой со вполне подходящей шейкой, которая к тому же только что сняла двести фунтов из банкомата.)
За кассой на стуле сидит молодой человек. Он чихает журнал «Нате» и не замечает Уилла, пока тот не подходит вплотную и не начинает совать ему двадцатку.
— Третья колонка, — говорит он.
— Что? — переспрашивает кассир. Он вытаскивает наушники. Обостренный слух Уилла улавливает музыку в стиле хаус, которую слушал парень; этот энергично-металлический звук передает таинственную вибрацию и ритм ночи.
— Вот оплата за третью колонку, — повторяет Уилл.
Юноша кивает и, жуя, нажимает необходимые кнопки на кассовом аппарате.
— Не хватает.
Уилл молча смотрит на него.
— С вас двадцать фунтов семь пенсов.
— Прошу прощения?
Кассир чувствует, как где-то глубоко внутри зарождается страх, но не прислушивается к его невнятному голосу.
— Вы немножко перелили, — поясняет он.
— На семь пенсов.
— Ага.
— На целых семь пенсов?
— Ну да.
Уилл постукивает по лицу королевы на банкноте.
— Боюсь, у меня больше нет.
— Мы принимаем любые карты. «Виза», «Мастеркард», «Дельта»…
— У меня нет карточки. Я ими не пользуюсь.
Парень пожимает плечами.
— Ну, с вас двадцать фунтов и семь пенсов. — Он втягивает верхнюю губу, чтобы подчеркнуть свою непоколебимость.
Уилл смотрит на кассира. Сидит тут в спортивном костюме, со своим журналом, с айподом, с результатами неудачных экспериментов с растительностью на физиономии — и при этом с таким видом, будто он представляет собой нечто оригинальное, созданное им самим. А между тем в его крови чувствовался бы привкус древних корней, тяжелой и длительной борьбы за выживание в течение сотен поколений, отзвуки голосов предков, о которых он никогда не слышал, ароматы непостижимых эпических времен, нотки первобытных истоков его существования.
— Тебе действительно так важны эти семь пенсов? — спрашивает Уилл.
— Менеджеру важны. Да.
Уилл вздыхает:
— Видишь ли, в мире есть проблемы и посерьезнее.
Он задумывается об этом парне. Есть такие люди, которые подсознательно догадываются, кто ты такой, и втайне мечтают тебя напоить. Не того ли он добивается?
Уилл отходит, глядя на свое призрачно-серое отображение на экране системы видеонаблюдения. Он дергает на себя дверь, но она не открывается.
— Вы не уйдете, пока не заплатите полную сумму.
Уилл улыбается, столь наглядная демонстрация свойственной некровопьющим мелочности его искренне забавляет.
— Ты действительно так дешево оцениваешь свою жизнь? В семь пенсов? Да что ты купишьна эти деньги?
— Я тебя не выпущу. Полиция уже едет за тобой, приятель.
Уилл вспоминает об Элисон Гленни, заместителя комиссара манчестерского отделения полиции. Она уже много лет жаждет его смерти. «О да, — думает он. — Полиция постоянно за мной едет».
Уилл направляется обратно к кассе.
— Ты чего-то от меня хочешь? В этом дело? Видишь ли, мне кажется, что за этими твоими мелкими придирками стоит нечто большее. По-моему, ты просто очень одинокий парень на очень одинокой работе. И из-за такой работы у тебя рождаются определенные желания. Тебе хочется человеческого общения… человеческих… прикосновений…
— Отвали, пидор.
Уилл улыбается:
— Отлично. Явно подчеркивает твою гетеросексуальность. На сто процентов. Без базара. Ну, так что пугает тебя больше? Что я тебя убью? Или что тебе это понравится?