Семья Рубанюк
Шрифт:
— На кислых почвах нужно применять известкование, — говорила Нюся. — Хорошие результаты на всех почвах дает применение фосфорных и калийных удобрений…
Петро, неслышно ступая валенками по дощатому полу, прошел в соседнюю комнатку — радиоузел.
Яков Гайсенко уже был здесь. Скинув шинель и оставшись в стеганке, он сращивал концы провода. Пальцы его были черными от смолы.
— Принесли сведения из правления? — спросил Петро, раздеваясь.
Яков положил перед ним папку. Петро, взглянув на часы, принялся разбирать бумажки.
Спустя несколько минут появился
— Ну, как сегодня? — спросил он, растирая ладонями озябшие уши.
— Хорошо поработали… Вот кузнецы только опять подкачали.
— Придется им несколько неприятных слов сказать.
Громак, поглядев через плечо Петра в записи, с ласковым удивлением воскликнул:
— Ты смотри, что делается! По две с лишком нормы есть. Ну, орлы!
Иван Остапович пришел без пяти минут восемь вместе с женой. Сняв папаху и положив ее на стол, Иван Остапович пошутил:
— На дверях такая грозная надпись, — мы уже думали назад поворачивать оглобли…
Алла с любопытством оглядывалась. Ей впервые пришлось попасть на радиоузел. Все здесь было просто и примитивно, но Яков Гайсенко священнодействовал около пульта и распределительного щитка с таким важным видом, что она неприметно усмехнулась.
— Что же вы собрались передавать? — полюбопытствовал Иван Остапович.
— Расскажем, как кто сегодня работал, — ответил Петро.
— У нас, как двадцать ноль ноль, — полная картина, — добавил Гайсенко. — Сейчас все спешать к репродукторам.
Петро посмотрел на часы.
¦— Еще две с половиной минуты.
Иван Остапович улыбнулся:
— Точно, как в аптеке.
— Включай! — скомандовал Петро.
Громак сел за стол.
— Внимание! — проговорил он в микрофон. — Говорит радиоузел колхоза «Путь Ильича». Сообщаем результаты работы за сегодняшний день. У микрофона председатель колхоза Петро Остапович Рубанюк.
Он поспешно подвинулся, уступая место Петру.
— Сегодня, — откашливаясь, начал Петро, — все бригады, кроме кузнечной, свои задания выполнили и перевыполнили. На вывозке удобрений и снегозадержании особенно хорошо потрудилась молодежная бригада товарища Лихолита. Она вывезла навоза на участей свыше двух новых норм, принятых в колхозе.
Петро проговорил еще минут пять, рассказывая о результатах соревнования строительной, садоводческой бригад, заготовщиков леса и камня.
Гайсенко сдернул вдруг наушники, сросшиеся густые брови его страдальчески изогнулись.
— Рубильник выхода забыл включить, — со стоном проговорил он.
— Значит, сам для себя говорил? — возмутился Петро.
Пришлось повторить все снова. После того как Петро поставил задачи перед бригадирами, к микрофону снова подсел Громак.
— Товарищи колхозники и колхозницы! — угрожающе косясь на Гайсенко, начал он. — Идет напряженная борьба за большевистский урожай наступающего нового года. Скоро мы будем также избирать депутатов в Верховный Совет. Лучшие передовики наши: бригадир Варвара Горбань, колхозники. Христинья Лихолит, Федосья Лаврентьева, возчик Данило Петрович Черненко, девушки Настя Девятко, Василина Рубанюк, бригадир Анна Костюк и многие другие — не покладая рук
Громак лизнул губы, прокашлялся.
— Но есть, товарищи, отстающие граждане. Кузнечная бригада Мефодия Гавриловича Кабанца сегодня недовыполнила норму по ремонту плугов и сеялок. Надо подтянуться, Мефодий Гаврилович! Что ж вы позорите весь колхоз?
— Ну, запрыгали у деда ножки, — сказал Гайсенко, едва микрофон был включен. — Это ж привселюдный страм!
— Ты бы, Яша, уж помалкивал, — остановил его Громак. — Сам сегодня осрамился.
— Сегодня еще полбеды, — сказал Петро. — Был номер почище… — Он повернулся к Ивану и Алле. — Рубильник как-то Яша забыл выключить, а сам начал ругаться с тетей Глашей — уборщицей: что-то она ему нашкодила в аппаратной. Честят друг друга на все корки, а колхозники слушают и не поймут: спектакль, что ли, транслируется?
Иван Остапович сидел, облокотившись у стола, разглядывая Громака, Якова и Петра.
— Молодцы, честное слово, молодцы! — сказал он, улыбаясь. — Неспокойно живете и другим не даете покоя…
— Когда-то, конечно, поспокойнее жилось в селе, — поддержал Громак. — Бывало, с осенними работами дядьки управятся… Зима… Что делать? Палить керосин не каждый мог себе дозволить. На печь или при каганцах в картишки. А вот через часок, если желаете, загляните до нас в красный уголок. Увидите, что будет твориться.
Уже и сейчас из смежной комнаты доносился многоголосый говор, оживленный смех. Стала собираться молодежь.
— Не будем стеснять, — сказал Иван Остапович.
Громак проводил Рубанкжов до перекрестка дорог. В морозном воздухе было явственно слышно, как на соседней улице, возле колхозной кузницы, перекликались, гомонили подручные деда Кабанца. Из дымоходов вырывались искры.
— Ну, сегодня до света дед Кабанец две нормы даст, — убежденно сказал Громак, прощаясь. — Зайду на кузницу.
— У Рубанюков решили собраться всей семьей, с близкими родичами, отпраздновать встречу Нового года, а заодно — приезд старшего сына и невестки.
— А то даже совестно, — говорила накануне Василинка скороговоркой отцу, — из Берлина приехали, с дальней дорогой не посчитались… а у нас вроде нечем угостить! Да еще генерала, героя такого.
— Эт, цокотуха! — добродушно ворчал отец, а сам исподтишка, лукаво поглядывал на розовое от возбуждения лицо своей любимицы. — Разве в том остановка, что угостить нечем?
— А в чем же?
Василинка теребила кисти теплого шерстяного платка, нетерпеливо засматривала в лицо отцу быстрыми карими глазами. Она забежала домой только на минутку, возле ворот ее поджидали в санях дивчата.
— Зачем ты ее дразнишь, батько? — вмешалась Катерина Федосеевна. — Дивчина же в степь поспешает.
— Что ж она такое неподобное своим батькам торочит? — Посмеиваясь, Остап Григорьевич подправил закопченными пальцами усы. — Будто батько и мать без понятия…
— Иди, иди, доню, — ставя в печь большой чугун с водой, сказала Катерина Федосеевна. — Соберем гостей.