Семья Рубанюк
Шрифт:
— Когда через Днепр перебрались?
— Сегодня. Рыбаки подсобили. А то бы снова попались, — ответил за лейтенанта голубоглазый охрипшим, простуженным голосом. Потом заискивающе добавил: — Вы нас до себя в часть возьмите, товарищ начальник.
— А вот разберемся, проверим, как это вы оружие побросали, — холодно сказал Рубанюк. — Там видно будет. Вам дай винтовки — опять покидаете.
Он, раздумывая, оглядел красноармейцев, потом по-командирски властно приказал:
— Лейтенант Малукалов! Назначаетесь
— Понятно, товарищ подполковник.
— Расположитесь до утра вон в той клуне.
Рубанюк повернулся и пошел к машине, провожаемый молчаливыми взглядами.
Атамась успел уже переговорить с хозяйкой хаты. Он помог ее сыну, бойкому подростку, открыть ставни в чистой половине, приготовил воды для умывания.
В хате были в беспорядке свалены на полу мешки с зерном, помидоры, пахло коноплей.
Рубанюк распахнул окно, примостился около него и стал изучать карту с беглыми карандашными пометками.
Возле машины Атамась словоохотливо объяснял хозяйскому сыну, как действует мотор:
— Ось дывысь. Колы ты зразу нальешь соби в глотку пивлитры, то захлебнешься. А выпый по стаканчику, то як раз буде добре. Так и машына… Газувать треба помаленьку.
Через несколько минут он уже вертелся около хозяйки, гремевшей у печи чугунами и ухватами.
Полк прибыл в Северные Кайры к рассвету. Сразу же в переулках задымили походные кухни.
Рубанюк созвал командиров и коротко разъяснил им задачу. Батальон Лукьяновича отправился в плавни, другие два батальона должны были готовиться к обороне на окраине села и вдоль большака. С полудня на рытье окопов выйдут дивчата и подростки.
Для своего командного пункта Рубанюк приказал отрыть блиндаж в саду, с краю села. Тут же поместился и комиссар. Посоветовавшись с ним о вышедших из окружения красноармейцах, Рубанюк приказал Каладзе тщательно допросить их, подозрительных отправить в особый отдел для дальнейшей проверки, а остальных зачислить в строй, — взять на довольствие.
Через два дня приехал член Военного Совета Ильиных. Рубанюк только что вернулся из плавней; скинув сапог, перематывал намокшую портянку. При появлении Ильиных он заторопился.
— Аккуратненько, аккуратненько, подполковник, не спеши, — сказал Ильиных.
Он сел на табуретку.
— Обжился на новом месте?
— Не так, как на старом, но окопы и минные поля уже почти готовы.
— Видел. Я ведь к тебе по особому делу. Рубанюк справился, наконец, с сапогом.
— Ты садись, закуривай, — предложил Ильиных. — Знамя твое полковое отыскалось.
— Знамя?!
Рубанюк с недоверием посмотрел на Ильиных. Лицо члена Военного Совета было серьезно. Да и не мог же он шутить по такому поводу! Но как отыскалось знамя? Значит, Татаринцев жив?
— Уверен был,
Ильиных внимательно смотрел на его взволнованное, сияющее лицо.
— Братья есть у тебя?
— Два.
— Большие?
— Один еще мальчонка, другой — взрослый, Тимирязевскую академию закончил, — ответил Рубанюк, не понимая, какое это имеет отношение к знамени.
— Его не Петром зовут?
— Правильно, Петром.
— Ничего о нем не знаешь?
— Нет.
— Ну, так я, тебе расскажу. Ты не делай таких глаз, сейчас все уразумеешь.
Ильиных глубоко затянулся. Понимая состояние Рубанюка, он поспешил пояснить:
— Жив, жив твой брат. Только в Москву, в госпиталь его отправили на санитарном самолете. С ногой что-то…
— А откуда вы знаете, товарищ бригадный комиссар?
— Сейчас, не волнуйся… Вышел из окружения. Это он вынес твое знамя. Оно у нас, в штарме. Татарцев, что ли, передал ему.
— Татаринцев — мой штабной командир.
— Вот. Татаринцев этот умер там же, в окружении, а знамя вынес твой брат.
Более подробно о том, как Петро перебрался через линию фронта и каково сейчас его состояние, Ильиных сказать не мог; знал лишь, что подобрали его, раненого, в какой-то части. Там, по настоянию Петра, наведи справки, разыскали штаб армии.
В блиндаж вошел Путрев.
— Знамя наше нашлось! — сообщил ему Рубанюк радостно.
Ильиных поднялся. Перед, тем как оставить блиндаж, он сказал:
— Брата твоего, Иван Остапович, Военный Совет решил к награде представить. Полагаю, возражать не станешь? Реляцию для Москвы уже подготовили. Присвоили ему также звание старшего сержанта.
Рубанюк проводил Ильиных до машины, потом вернулся.
— Надо будет Татаринцевой сообщить о смерти мужа, — сказал он комиссару.
Путрев отсоветовал:
— Придет еще время разбираться, кто уцелел, кто погиб. Женщина успокоилась, живет надеждой, ну и пускай.
Но Алла узнала обо всем сама. В тот же день поздно вечером она стремительно вошла в блиндаж. Не здороваясь, коротко спросила:
— Верно все о Татаринцеве, товарищ подполковник?
Рубанюк переглянулся с Путревым и нетвердо спросил:
— Что именно?
— Гриша погиб? Ведь я все знаю. Зачем скрываете?
— Да, Алла, — печально произнес Рубанюк. — Но умер ваш муж героем.
Губы Татаринцевой дрогнули. Ничего не сказав, она вышла из блиндажа.
Восьмого сентября гитлеровцы начали усиленный артиллерийский обстрел рубанюковского участка. Огонь не прекращался почти двое суток.
К исходу второго дня на командный пункт прибежал лейтенант Румянцев. Рука у него была наскоро забинтована.