Семья Рубанюк
Шрифт:
— Да вот лазили по кустам, — бойко ответил тот. — Надо нам задержать какого-нибудь неизвестного, их тут много шляется.
— Может, он шпион или парашютист, — вставил его приятель.
— В школу ходите?
— А как же! — ответил первый.
— Отметки хорошие?
— Гришка — круглый отличник, — кивнув на товарища, сообщил другой.
— А ты?
— Вы видели, дядько, какой воздушный бой был? — блестя глазенками, перебил Гришка. — Это что! Они втроем на нашего одного насели.
— А вы у тетки
— Ишь ты! Может, это военная; тайна?
— Ну да, тайна. Тетка Татьяна нам двоюродная, сестра. Разговорившись, мальчишки проводили Рубанюка в самое село и отстали, только когда он вошел в свой двор.
Дома были старуха с Санькой. Судя по всему, старуха давно поджидала его и, как только он скинул полевую сумку, вошла в комнату.
— А что я хотела спросить, сынок? — начала она, вытирая уголком темного платка сухие, землистые губы.
— Спрашивайте, бабушка.
— Правда, что у него на головах золотые венцы?
— У кого это?
— У ерманца.
— Золотые? Ни разу не видел, — усмехнулся Рубанюк. — А кто это такие басни рассказывает?
— Ох, сынок, не басни, — испуганно покачав головой, прошептала старуха. — Божий человек заходил, откровения святого Иоанна Богослова читал. Там все написано. И что через пять месяцев война закончится.
Рубанюк впервые подумал о том, что в сознании таких вот старых людей война выглядит совсем по-другому. Он побарабанил пальцами по столу и спросил:
— А есть у вас эти самые откровения Иоанна Богослова? Давайте поглядим.
— Есть, есть, сыночек, — засуетилась старуха. — Не ходи под ногами! — прикрикнула она на Саньку. — Сейчас принесу.
Рубанюк переложил засушенный меж страницами стебелек бессмертника и стал медленно листать ветхие, пахнущие воском и ладаном страницы.
— Вот тут читайте, — ткнула по памяти скрюченным пальцем старуха. — Тут и божий странник читал.
Она, подперев ладонью щеку, приготовилась слушать. Рубанюк пробежал глазами указанное место, вслух прочитал:
— «…Пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба, и дан был ей ключ от кладезя бездны…»
— Читай, читай, — просила старуха, — там дальше.
— «…Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы…»
Старуха всхлипнула, вытерла пальцем глаза и снова застыла.
— «…В те дни, — читал дальше Рубанюк, — люди будут искать смерти, но не найдут ея; пожелают умереть, но смерть убежит от них…»
— Убежит! — эхом откликнулась старуха.
— «…По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее, как лица человеческие…»
Рубанюк и сам заинтересовался
— «…На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее — как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала; власть же ее была — вредить людям пять месяцев…»
— Значит, бабушка, через три месяца по домам? — отрываясь от библии и посмеиваясь, спросил Рубанюк. — Два месяца уже воюем.
Старуха подняла на него глаза:
— Пошли господь бог! Читай. Истинная правда, от самого господа нашего.
— «…Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серые; головы у коней — как головы у львов, а изо рта их выходил огонь, дым и сера…»
— А не такие, скажи, скорпионы ползают по людям, кости им трощат? — придирчиво сказала старуха, заметив улыбку на лице Рубанюка. — Вы вот, молодые, в бога не веруете, а тут все оно, как есть, написано.
— И как же этот «человек божий» объяснял вам библию? — спросил уже серьезно Рубанюк.
— Разъяснял, сынок, разъяснял. За пять месяцев времени, говорит, скорпионы эти, с золотыми венцами, все попалят и людей подавят, и останется земля черная. И расти уже ничего на ней не будет. А сделать, говорит, ничего нельзя. Сам господь бог указывает.
— Жалко, бабушка, что этого вашего странника в милицию не забрали. Лазутчик он какой-нибудь вражеский, не иначе.
— Ох, что ты, сынок! Он же и крестится по-нашему, и всех святителей знает.
— Вот, вот. Поклоны бьет, а тем временем вражеской агитацией занимается. Фашистам что важно, бабушка? Чтобы их боялись, верили в их непобедимость. А нас этими басенками не запугаешь. И с этой саранчой, или как она там в писании называется, мы разделаемся, это я вам твердо обещаю.
Он еще долго говорил со старухой, и она ушла к себе на кухню, явно изменив мнение о «божьем человеке».
Вернувшись через несколько минут в комнату, она положила перед Рубанюком пирожки, только что вынутые из печи, и сказала, вздыхая:
— А я было горевать начала, когда человека этого забрали. Когда-то старостой церковным он в нашем селе был.
— Так и есть! Я сразу догадался, какого поля ягодку оккупанты себе в помощники вербуют.
Несколькими днями позже, проходя мимо санроты, Рубанюк увидел Аллу Татаринцеву с лейтенантом Румянцевым. Молоденький командир взвода, щегольски перетянутый ремнями, пытался обнять ее. Алла увертывалась. Лицо ее было сердитым, и в то же время она громко и заразительно смеялась: можно было, подумать, что ей игра с лейтенантом доставляет удовольствие.