Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
– Садитесь, - сказал он.
– А я буду жевать, потому что сегодня вечером мне еще предстоит несколько визитов.
Обе женщины, однако, продолжали стоять.
Их мать, старая Жанна, лет двадцать пять служила кухаркой у г-на Тибо, но, в сущности, уже ничего не делала, так как была слишком стара, страдала расширением вен и сама признавалась, что теперь она только "старый треснувший горшок". Дочери придвигали к плите ее кресло, и она проводила так целые дни, сидя по привычке с кочергой в руке и создавая себе иллюзию некоторой ответственности: она ведь была осведомлена
Первой, как всегда, заговорила Клотильда:
– Мы пришли из-за матери, господин Антуан. Ей, бедняге, уже дня три-четыре вроде бы совсем плохо. На животе у нее, вот тут, справа, какая-то опухоль. Ночью ей все не спится, а как она утром пойдет по своей нужде, так, слышно, хнычет там, точно дитя малое! Но она крепится, маменька-то, и ничего говорить не хочет! Надо, чтобы господин Антуан пришел, будто невзначай, верно говорю, Адриенна?
– а потом вдруг сам бы заметил, что у нее гуля под фартуком.
– Это не трудно, - сказал Антуан, вынимая записную книжку, - завтра я под каким-нибудь предлогом зайду на кухню.
Пока Клотильда объясняла, Адриенна меняла Антуану тарелки, придвигала ему хлебницу, словом, по привычке старалась всячески услужить.
Она не проронила еще ни слова. Но теперь обратилась к нему неуверенным тоном:
– А скажите, господин Антуан, это... это... очень опасно?
"Опухоль, которая так быстро увеличивается...
– подумал Антуан. Рискнуть на операцию в таком возрасте!" С беспощадной точностью представил он себе, что могло произойти в дальнейшем: чудовищное разрастание опухоли, повреждения, которые она причинит, постепенное удушение прочих органов... Еще хуже: ужасное медленное разложение - участь стольких больных, превращающихся в полутрупы...
Подняв брови и недовольно выпятив губу, он малодушно старался укрыться от этого боязливого взгляда, которому не сумел бы солгать. Он оттолкнул тарелку и неопределенно повел рукой. К счастью, толстая Клотильда, которая не могла выносить молчания, не нарушая его, уже ответила вместо Антуана:
– Да разве можно что-нибудь сказать заранее? Господину Антуану надо сперва поглядеть. Я только одно знаю: мужа моего покойного мать померла от простуды, а у нее перед тем пятнадцать лет живот был весь раздут!
Через четверть часа Антуан подходил к дому номер тридцать семь-бис на улице Вернейль.
Старые строения окружали темный дворик. Квартира номер три оказалась на седьмом этаже у входа в коридор, где воняло газом.
Робер открыл ему дверь, держа в руках лампу.
– Как твой брат?
– Выздоровел!
Лампа освещала взгляд мальчика, прямой, веселый, немного жесткий, не по годам зрелый взгляд, и все его лицо, напряженное от рано развившейся энергии.
Антуан улыбнулся.
– А ну, посмотрим!
И, взяв у него лампу, приподнял ее, чтобы оглядеться.
Посреди комнаты стоял круглый стол, покрытый клеенкой. Робер, по-видимому, писал: большая конторская книга лежала между откупоренной бутылкой чернил и стопкой тарелок, на которой красовались ломоть хлеба и два яблока, образуя скромный натюрморт. Комната была чисто прибрана и казалась почти комфортабельной. В ней было тепло. На маленькой плитке перед камином мурлыкал чайник.
Антуан подошел к высокой кровати красного дерева, стоявшей в глубине комнаты.
– Ты спал?
– Нет.
Больной, который, видимо, только что проснулся, привскочил, опираясь на здоровый локоть, и таращил глаза, улыбаясь без малейшей робости.
Пульс был нормальный. Антуан положил на ночной столик захваченную им с собой коробку с марлей и начал развязывать бинты.
– Что это у тебя кипит на печке?
– Вода.
– Робер засмеялся.
– Мы собирались заварить липовый цвет, который дала мне привратница.
– Тут он лукаво подмигнул.
– Хотите? С сахаром? О, попробуйте! Скажите "да"!
– Нет, нет, благодарю, - весело сказал Антуан.
– Но мне нужна кипяченая вода, чтобы промыть рану. Налей-ка в чистую тарелку. Отлично. Теперь мы подождем, пока она остынет.
Он сел и посмотрел на мальчиков, которые улыбались ему, как старому другу. Он подумал: "На вид честные ребята. Но кто может поручиться?"
Он повернулся к старшему:
– А как это случилось, что вы, в таком еще возрасте, юные, живете тут совсем одни?
Ответом был неопределенный жест, движение бровей, как бы говорившее: "Ничего не поделаешь!"
– Где ваши родители?
– О, родители...
– заметил Робер таким тоном, точно это была давнишняя история.
– Мы прежде жили с теткой.
– Он задумался и указал пальцем на большую кровать.
– А потом она померла ночью, десятого августа, вот уже больше года. Было здорово трудно, правда, Лулу? К счастью, мы в дружбе с консьержкой; она ничего не сказала хозяину, мы и остались.
– А квартирная плата?
– Вносится.
– Кем?
– Да нами.
– А деньги откуда?
– Зарабатываем, как же иначе. То есть я зарабатываю. А что касается его, так тут-то и загвоздка. Ему нужно подыскать что-нибудь другое. Он служит у Бро, знаете, на улице Гренель? Мальчиком на посылках. Сорок франков в месяц на своем питании. Это ведь не деньги, правда? Подумайте, одних подметок сколько износишь!
Он замолчал и с любопытством наклонился, так как Антуан только что снял компресс. Гноя в нарыве скопилось очень немного; опухоль на руке спала, и, в общем, рана имела вполне приличный вид.