Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
Жак стиснул кулаки.
– Нет, нет и нет!
– завопил он.
– Ты уже успел обо всем забыть?
– Его нервное тело так напряглось, что он не сидел на скамье, а привалился к ее спинке, точно колода. Его глаза пылали ненавистью к школе, к аббату, к лицею, к инспектору, к отцу, к обществу, к всеобщей несправедливости.
– Они никогда нам не поверят!
– крикнул он. Его голос стал хриплым.
– Они украли нашу серую тетрадь! Они не понимают, не могут понять! Посмотрел бы ты на аббата, когда он пытался вытянуть из меня признание! Его слащавый вид! Раз ты протестант, значит, способен на все!..
Он стыдливо отвел взгляд. Даниэль
– Ты думаешь, они расскажут маме?..
Но Жак не слушал.
– Нет, нет и нет!
– кричал он.
– Ты помнишь наш уговор? Разве что-нибудь изменилось? Довольно с нас издевательств! Будет! Когда мы им покажем - не на словах, а на деле, - кто мы такие, когда мы покажем, что в них не нуждаемся, ты увидишь, как они станут нас уважать! Решение может быть только одно: уехать из Франции и самим зарабатывать себе на жизнь, вот! И уж тогда написать им, где мы, и поставить свои условия, заявить, что мы с тобой хотим остаться друзьями и быть свободными, потому что у нас дружба до гроба!
– Он замолчал, стараясь побороть волнение, и добавил уже спокойно: - Иначе, ведь я тебе говорил, я покончу с собой.
Даниэль бросил на него растерянный взгляд. На маленьком, бледном, в желтых веснушках, лице не было и тени рисовки; оно выражало непреклонную твердость.
– Клянусь, я больше ни за что не попадусь к ним в лапы! Если не веришь, вот! Или бежать, или...
– сказал Жак, показывая торчащую из-под жилета рукоятку корсиканского кинжала, который он захватил в воскресенье утром в комнате старшего брата.
– Или еще вот это.
– Он вытащил из кармана завернутый в бумагу пузырек.
– Если ты откажешься сесть со мной на корабль, я долго раздумывать не стану, хлоп!..
– он сделал вид, что глотает содержимое пузырька, - и готово, я падаю и умираю.
– Что это у тебя?
– пробормотал Даниэль.
– Йодная настойка, - глядя приятелю в глаза, проговорил Жак.
Даниэль взмолился:
– Отдай мне, Тибо...
Несмотря на охвативший его ужас, он ощутил нежность и восхищение; Жак словно гипнотизировал его; и еще он почувствовал, что снова входит во вкус приключения. Жак сунул пузырек обратно в карман.
– Пошли, - мрачно сказал он.
– Когда сидишь на месте, голова хуже работает.
В четыре часа они вернулись на набережную. Вокруг "Лафайета" царила невероятная суета; нескончаемой вереницей тянулись по сходням грузчики; нагруженные ящиками, они были похожи на муравьев, перетаскивающих личинки. Мальчики тоже шагнули на сходни; Жак шел впереди. На свеженадраенной палубе работали матросы, спуская лебедкой груз в зияющий провал трюма. Коренастый человек, горбоносый, с черной бородкой в виде подковы и румяными гладкими щеками, руководил погрузкой; на нем была синяя куртка с золотой нашивкой на рукаве.
В последний момент Жак стушевался.
– Простите, сударь, - сказал Даниэль и неторопливо стянул с головы шляпу, - вы капитан?
Человек усмехнулся:
– А в чем дело?
– Это мой брат, сударь. Мы пришли попросить вас...
– Еще не успев закончить фразы, Даниэль почувствовал, что сделал неверный ход, что теперь все пропало.
– ...взять нас с собой... в Тунис...
– Ах, вот как? Совсем одних?
– сказал человек, прищурившись. Его взгляд говорил больше, чем слова; в налитых кровью глазах мелькнуло на миг дерзкое, даже
Даниэль продолжал выкладывать заранее заготовленную ложь, - у него теперь не было другого выхода.
– Мы приехали в Марсель, чтобы найти здесь отца, но ему предложили место в Тунисе, на рисовой плантации, и... и он нам написал, чтоб мы ехали к нему. Но у нас есть деньги, мы заплатим вам за проезд, - добавил он от себя, поддавшись внезапному вдохновению, но тут же понял, что это заявление выглядит так же неуклюже, как все остальное.
– Ладно. Но здесь-то вы у кого живете?
– У... ни у кого. Мы к вам прямо с вокзала.
– И никого в Марселе не знаете?
– Н... нет.
– И, значит, хотите отплыть сегодня же вечером?
Даниэль готов был ответить "нет" и удрать. Но он пролепетал:
– Да, сударь.
– Ну так вот, мои птенчики, - ухмыльнулся человек, - вам чертовски повезло, что вы напали не на старика, потому что он ужасно не любит таких шуток, он тут же бы приказал вас сцапать и доставить в полицию, чтобы вывести на чистую воду... Хотя, впрочем, с такими шутниками по-другому и нельзя...
– неожиданно заорал он, хватая Даниэля за рукав.
– Эй, Шарло, держи малыша, а я...
Жак вовремя увидел опасность, мгновенно перескочил через ящики, увернулся от пятерни Шарло, в три прыжка достиг мостков, по-обезьяньи скользнул в толпу грузчиков, спрыгнул на набережную и помчался влево от парохода. Но как же Даниэль? Жак обернулся - Даниэль тоже бежал! Жак увидел, как тот, в свою очередь, врезался в вереницу нагруженных муравьев, скатился по сходням, соскочил на берег и побежал вправо, а мнимый капитан, привалившись к полуюту, глядел, как они улепетывают, и хохотал во все горло. И Жак побежал дальше; с Даниэлем они успеют встретиться попозже; сейчас главное - затеряться в толпе и убраться подальше от порта!
Четверть часа спустя, с трудом переводя дух, он остановился на пустынной улице пригорода. При мысли, что Даниэля могли поймать, его сперва охватила злобная радость; так ему и надо - это из-за него все провалилось. Он ненавидел Даниэля, был готов бросить его, выкинуть из памяти, хотелось бежать одному. Он купил сигарет, закурил. Сделав незнакомыми кварталами большой крюк, он снова вышел к порту. "Лафайет" стоял на прежнем месте. Издали он увидел плотные ряды людей, теснившихся на всех трех палубах: корабль снимался с якоря. Жак стиснул зубы и пошел прочь.
Теперь он принялся искать Даниэля, - ему необходимо было выместить на ком-то свой гнев. Он пробежал по улицам, вышел на Каннебьер 17 , смешался с толпой, пошел назад. Душная предгрозовая жара висела над городом. Жак обливался потом. Как отыскать Даниэля в такой сутолоке? Чем больше он терял надежду, тем более властным становилось желание найти товарища. Горели губы, опаленные жаром и табаком. Не опасаясь больше, что его могут заметить, не обращая внимания на далекие раскаты грома, он стал лихорадочно метаться взад и вперед, вглядываясь в лица прохожих; от напряжения болели глаза. Облик города внезапно переменился; казалось, от мостовых исходит свет; телесно-желтые фасады резко выделялись на фоне фиолетового неба; гроза приближалась; крупные капли дождя вызвездили тротуар. Страшный удар грома, раздавшийся совсем рядом, заставил его вздрогнуть. Он побежал вдоль ступеней под колоннадой, перед ним открылся церковный портал. Он ринулся внутрь.