Семья Тибо, том 1
Шрифт:
Рашель уже вернулась.
— Идемте, — сказала она и добавила: — Ужасно хочется есть! — На лице ее мелькнула чувственная улыбка, словно она предвкушала наслаждение.
Он спросил принужденным тоном:
— А не лучше ли вам выйти одной? Я догоню вас на улице.
Она обернулась со смехом:
— Выйти одной? Я совершенно вольна в своих действиях и никогда ни от кого не прячусь!
Они вышли на улицу Риволи, Антуан снова отметил, как ритмична и легка ее походка, — так и казалось, будто она танцует, стоило ей только двинуться с места.
— Куда же мы идем? — спросил он.
— А что, если зайти попросту вот сюда? Ведь уже так поздно! — И кончиком зонта она указала на ресторанчик на углу, посещаемый здешними жителями.
Они поднялись на антресоли — там не было ни души. Столики стояли рядами вдоль верхних полукружий окон, выходивших на сводчатую галерею, стекла начинались на уровне пола, и в низеньком зале царило необычное освещение. Здесь было прохладно и всегда чуть сумрачно. Они уселись друг против друга, переглядываясь, как дети, затеявшие забавную игру.
— А ведь я не знаю даже вашей фамилии, — вдруг сказал он.
— Рашель Гепферт. Двадцати шести лет. Подбородок овальный. Нос средний…
— И все зубы целы?
— Сами сейчас увидите, — воскликнула она, нетерпеливо подвигая к себе блюдо с колбасой.
— Смотрите, она, должно быть, с чесноком.
— Подумаешь, — возразила она. — Обожаю все простецкое.
Гепферт… И когда Антуан подумал, что она, пожалуй, еврейка, в нем сразу восстало то немногое, что еще сохранилось от воспитания, но ровно настолько, чтобы придать всему приключению пикантную остроту, позволить себе насладиться свободой и необычностью своего выбора.
— Отец у меня был еврей, — объявила она без всякой бравады, как будто отгадав мысль молодого человека.
Официантка с нарукавниками, как у молочницы, подала карточку.
— Mixed grill? [90] — предложил Антуан.
Лицо Рашели осветилось очень странной улыбкой, которую она, как видно, не смогла сдержать.
— Отчего вы смеетесь? Ведь это так вкусно. И чего тут только нет. Все пережарено вместе, почки, бекон, сосиски, котлеты…
— И вдобавок кресс-салат и яблочное суфле, — вставила официантка.
90
Жареная смесь (англ.).
— Знаю, полакомлюсь с удовольствием, — сказала Рашель, и отблески веселого смеха, который она старалась подавить, казалось, все еще сверкают в ее загадочных глазах.
— А пить будете?
— Буду — пиво.
— Я тоже. И похолоднее.
Она с хрустом жевала листочки маленького сырого артишока, а он не сводил с нее глаз.
— Обожаю приправу с уксусом, — сказала она.
— Я тоже.
Ему так хотелось, чтобы их вкусы сходились во всем. Приходилось сдерживать себя, чтобы не перебивать ее на каждом слове, не восклицать: "Совсем как я!" Все, что она говорила, все, что делала, совпадало с тем, чего он от нее ждал. И одевалась она так, как, по его представлению, должна одеваться избранная им женщина. На ней было старинное ожерелье из янтаря, и крупные бусины, удлиненные, прозрачные, напоминали какие-то плоды — не то огромные ягоды винограда из Малаги, не то сливы, налившиеся на солнце. А под янтарем ее молочно-белая кожа лучилась так, что у него кружилась голова. Антуану казалось, что возле нее он похож на изголодавшегося, которому никогда не насытиться. "Как она меня поцеловала!.." — снова подумал он, и сердце его заколотилось. И вот она здесь, напротив него, точно такая же… Она улыбалась!
На стол поставили две кружки пенистого пива. Обоим не терпелось его попробовать. Антуану приятно было сделать первый глоток одновременно с Рашелью, не сводя с нее глаз; терпкая пенистая влага смочила ему язык, стала теплой в то самое мгновение, когда тот же ледяной напиток холодил язык Рашели, и он испытал такое ощущение, будто губы их снова слились. У него потемнело в глазах, но тут до его сознания дошел ее голос:
— …и женщины помыкают им, как лакеем, — говорила она.
Он взял себя в руки.
— А что за женщины?
— Да мать его и служанка. (Он понял, что Рашель говорит о семье Шаль.) Старуха называет сына не иначе, как Болван!
— Согласитесь, кличка к нему подходит.
— Не успеет прийти домой, как она уже начинает его пилить. По утрам он чистит им обувь на лестнице, даже девчушке ботинки чистит.
— Как? Господин Шаль? — посмеиваясь, спросил Антуан. И он представил себе этого чудака — вот он пишет под диктовку г-на Тибо, вот принимает вместо патрона какого-нибудь его коллегу из Академии моральных наук.
— Они вступили в сговор и просто грабят его! До того дошло, что вытаскивают у него из кармана деньги, прикидываясь, будто перед его уходом чистят ему щеткой спину. А в прошлом году старуха подписала уйму долговых расписок, тысячи на три-четыре франков — подделала подпись сына. Право, мы думали, господин Шаль заболеет от огорчения.
— А как же он поступил?
— Разумеется, все выплатил. За полгода, в рассрочку. Не мог же он донести на мать.
— А мы-то все, встречаясь с ним каждый день, ничего подобного и не подозревали.
— Вы никогда не бывали у них?
— Никогда.
— Теперь обстановка у них просто нищенская. Но видели бы вы убранство в их комнатах еще года два тому назад. Зайдешь, бывало, в их квартиру, выложенную паркетом, с деревянной обшивкой на стенах, изящными панелями над дверями, — и, право, кажется, что перенесся в век Вольтера. Мебель с инкрустацией, фамильные портреты, даже старинное серебро.
— Куда же все делось?
— Все тайком распродали эти ведьмы. Возвращается однажды вечером господин Жюль домой и видит: секретера эпохи Людовика Шестнадцатого как не бывало, а потом исчезли шпалеры, кресла, стенные часы, миниатюры. Даже портрет деда — этакого видного молодца в мундире, с треуголкой под мышкой, перед развернутой картой.
— Дворянское звание, полученное за военные заслуги?
— Вероятно. Он служил в Америке под начальством Лафайета [91] .
Антуан отметил, что она словоохотлива и рассказывает недурно, приводит красочные подробности. Явно умна. А главное, склад ее ума, манера наблюдать и запоминать были именно такими, какие он высоко ценил.
— У нас дома он никогда ни на что не жалуется, — сказал Антуан.
— Ну я-то не раз по вечерам видела, как он выползает на лестницу поплакать!
91
Лафайет Мари-Жозеф де (1757–1834) — французский генерал и политический деятель, участвовал в войне Американских Штатов за независимость против Англии (1774–1783 гг.) на стороне американцев.