Семья Тибо (Том 3)
Шрифт:
– А женщина?
– Это кажется, госпожа Пуассон, жена того субъекта, что сидит напротив Ландриё. Рядом с ней - Амедей Дюнуа 42 . Напротив братья Рену. А вон тот, который только что вошел и стоит около стола, - друг Мигеля Альмерейды 43 , сотрудник "Боннэ руж"... Я забыл, как его...
Короткий треск - словно где-то лопнула шина - прервал его слова; за ним почти немедленно вторично раздался тот же звук и звон разбитого стекла. Вдребезги разлетелось зеркало на внутренней стене зала.
Секунда оцепенения, затем оглушительный рев. Весь зал, вскочив с мест, обернулся в сторону разбитого зеркала. "Стреляли в зеркало!" - "Кто?" "Где?" - "С улицы!" Два официанта бросились к дверям и выбежали на улицу, откуда неслись крики.
Жак инстинктивно встал и, вытянув руку, чтобы защитить Женни, искал глазами Жореса. На секунду он увидел его. Вокруг патрона стояли его друзья; он один, очень спокойный, остался сидеть на месте. Жак увидел, как он медленно нагнулся, словно искал что-то на полу. Потом Жак перестал его видеть.
В эту минуту мимо столика, где сидел Жак, пробежала г-жа Альбер, жена содержателя кафе, с криком:
– Кто-то стрелял в господина Жореса!
– Побудьте здесь, - шепнул Жак, положив руку на плечо Женни и вынуждая ее снова сесть.
Он устремился к столу Жореса, откуда слышались взволнованные голоса: "Доктора, скорее!", "Полицию!". Толпа жестикулировавших людей кольцом оцепила друзей Жореса и не давала подойти ближе. Жак локтями проложил себе путь, обошел вокруг стола и пробрался наконец в угол зала. Наполовину скрытое спиной наклонившегося Реноделя, на обитой клеенкой скамье лежало тело. Ренодель выпрямился и бросил на стол красную от крови салфетку. Жак увидел лицо Жореса: лоб, бороду, полуоткрытый рот, Как видно, он потерял сознание. Он был бледен, глаза его были закрыты.
Какой-то человек, один из посетителей ресторана, очевидно, врач, прорвал кольцо. Он уверенно сорвал с Жореса галстук, отстегнул воротничок, схватил свесившуюся руку и нащупал пульс.
Несколько голосов покрыли гул: "Тише, тише! Тс-с!.." Все взоры были прикованы к незнакомцу, державшему руку Жореса. Он молчал. Он стоял, низко нагнувшись, но его лицо - лицо ясновидящего - было поднято к карнизу; веки дрожали. Не изменив позы, ни на кого не глядя, он медленно покачал головой.
Любопытные потоками вливались с улицы в кафе.
Раздался голос Альбера:
– Заприте дверь! Заприте окна! Опустите ставни!
Толпа, отхлынув, оттеснила Жака на середину зала. Друзья Жореса подняли тело и осторожно понесли, чтобы положить на два наспех составленных стола. Жак пытался увидеть его. Но толпа вокруг раненого становилась все теснее. Он различал только угол белого мраморного стола и две торчавшие подошвы, запыленные, огромные.
– Пропустите доктора!
Андре Рену привел врача. Двое мужчин вошли в круг, который тут же снова сомкнулся за ними. Раздался шепот: "Доктор... Доктор..." Потянулась бесконечно долгая минута. Воцарилось тревожное молчание. Затем по всем этим склоненным затылкам пробежала дрожь, и Жак увидел, что все те, кто был еще в шляпах, обнажили головы. Два глухо повторяемых слова передавались из уст в уста.
– Он умер... он умер...
С полными слез глазами Жак обернулся, ища взглядом Женни. Она стояла, готовая броситься на его зов, ожидая лишь знака. Она пробралась к нему и безмолвно ухватилась за его руку.
Отряд полицейских ворвался в ресторан и стал очищать зал. Жак и Женни, прижатые друг к другу, оказались захваченными водоворотом, толкавшим и уносившим их к дверям.
В ту минуту, когда они были уже у выхода, какому-то человеку, который вел переговоры с полицейскими, удалось проникнуть в кафе. Жак узнал в нем социалиста, друга Жореса, Анри Фабра. Он был бледен как полотно. Он спросил, запинаясь:
– Где он? Перевезли его в больницу?
Никто не решился ответить.
Чья-то рука робко указала в глубь зала. Фабр взглянул туда; в центре пустого пространства под резким светом виднелся ворох черной одежды, распростертой на мраморе, как труп в морге.
На улице спешно организованная охрана пыталась рассеять толпу, скопившуюся перед домом и затруднявшую движение на перекрестке.
Жак увидел Жюмлена и Рабба; они спорили с полицейскими. Вместе с уцепившейся за него Женни Жак добрался до них. Они шли из редакции и не присутствовали при случившемся, однако именно от них Жак узнал о том, что убийца выстрелил с улицы в упор, через открытое окно, и что после недолгого преследования прохожие задержали его.
– Кто это? Где он?
– В полицейском комиссариате на улице Майль.
– Идемте, - сказал Жак, увлекая Женни.
Перед участком образовалась толпа. Жак тщетно предъявлял свое корреспондентское удостоверение: больше никого не пропускали.
Они уже хотели отойти, как вдруг из комиссариата выбежал Кадье. Он был без шляпы. Жак перехватил его на бегу. Кадье обернулся и, не узнавая Жака (с которым, однако, он только что разговаривал около редакции "Юманите"), с минуту смотрел на него блуждающим взором.
Наконец он пробормотал:
– Это вы, Тибо?.. Вот первая пролитая кровь... первая жертва... Чья очередь теперь?
– Кто убийца?
– спросил Жак.
– Какой-то неизвестный. Его фамилия - Виллен. Я видел его. Молодой человек лет двадцати пяти или около того.
– Но почему Жореса? Почему?
– Очевидно, какой-нибудь "патриот"! Сумасшедший!..
Он высвободил локоть, за который держал его Жак, и убежал.
– Вернемся туда, - сказал Жак.
Повиснув на руке Жака, молчаливая и напряженная, Женни изо всех сил старалась идти с ним в ногу.
Он наклонился к ней.
– Вы устали... Что, если бы я усадил вас где-нибудь в спокойном месте? А потом пришел бы за вами...
Она изнемогала от волнения, от усталости, но мысль, что в такую минуту они могут расстаться... Не отвечая, она еще крепче прижалась к нему. Он не стал настаивать. Это живое тепло рядом с ним помогало ему бороться с отчаянием; он и сам теперь не хотел оставаться один.
Вечер был удушливый. Асфальт распространял зловоние. Все переулки вокруг улицы Монмартр были черны от пешеходов. Движение остановилось. Люди гроздьями висели на окнах. Незнакомые передавали друг другу: "Убили Жореса!"