Семья волшебников. Том 1
Шрифт:
Лахджа, зачем ты продолжаешь с ним говорить?! Это же Князь Тьмы, он нас убьет!
Поверь, ему необходимо подыгрывать. Иначе он решит, что мы какие-то скучные, и заставит нас плясать на углях.
Но…
Он не любит раболепия, его веселит дерзость. Ему так интереснее. Главное — не переборщить, а то он один раз меня чуть не убил.
— Да, я люблю, когда мне дерзят, — ухмыльнулся
— Это зависит от того, насколько давно ты его сожрал, — неожиданно сказал Дегатти.
Асмодей удивленно посмотрел на него, а потом залился смехом. Он оценил шутку.
— А ты мне нравишься, — снисходительно сказал он. — Понятно, почему ты смог составить мне конкуренцию, пусть и слабую. Ненадолго, но сумел запудрить бедняжке мозги.
— Прямо сейчас конкуренцию тебе легко составит даже хряк с фермы, — фыркнула Лахджа. — Но я в тебя верю. Однажды ты устыдишься своего поведения, подобреешь, займешься фитнесом и снова станешь мускулистым красавчиком с белыми крылышками. И всем будешь говорить: все благодаря Лахдже и ее шуткам. Она заставила меня посмотреть на себя с другого ракурса, помогла мне! Слава Лахдже!
— Ты не забывай, что я осознанно выбрал себе такую внешность, — ухмыльнулся Асмодей. — Но могу я выглядеть как угодно. В любой момент могу превратиться в холеного красавчика. Просто не хочу.
— Все жиробасы так говорят. Ты еще про бег с понедельника скажи.
Асмодей снова залился хохотом, а Дегатти отчасти стал успокаиваться. Он вспомнил байку, слышанную от Янгфанхофена, о молодости Асмодея. Да, верно, он ведь и правда сам пожелал выглядеть нелепым свиноподобным уродом, сам выбрал для себя поведение опустившегося идиота-пропойцы. Его радует этот контраст, и он искренне счастлив, когда окружающие соответственно реагируют. Оскорбления его только веселят, это все часть игры, театра.
Тем временем Фурундарок смотрел на Астрид, а Астрид смотрела на Фурундарока. Дядя, значит. Как-то вот он… не тянет на это высокое звание. Дядя Жробис, вот, здоровенный, толстый и громкий. Пришел, и с порога видно — дядя. Живое воплощение дядести, с шоколадкой.
А этот просто громкий.
— Везде его дети, — наконец процедил Фурундарок. — Куда ни плюнь. Наплодил пол-Паргорона исчадий…
— Ты мой дядя, — констатировала факт Астрид.
— И такие же тупые.
— Я не тупая. Я маленькая. Но я еще вырасту… а ты?.. — склонила голову набок девочка.
Фурундарок крепко зажмурился. Он с трудом сдержался, чтобы не сожрать нахальную шмакодявку.
Но сдержался. Не захотел терять лицо перед Янгфанхофеном. Он же потом всем расскажет.
Да и вообще… он не настолько мелочен. Он выше этого.
— Она не специально, ей всего четыре года, — добродушно сказал Янгфанхофен. — Фархерримы растут как гохерримы, они не рождаются сразу умными.
— Четыре года и восемь лун, — сердито поправила Астрид. — Я умная, я умею читать, писать и считать до ста.
— Какая ты молодец, — умилился Янгфанхофен. — Кстати, дедушка Джулдабедан о тебе справлялся. Он тебя помнит. А ты его помнишь?
— Не-а… а это кто?
— Он стоял у твоей колыбельки.
А родители продолжали ругаться с Асмодеем. Тот упивался их смущением, их ненавистью, их стыдом. И вниманием, конечно же. Это ведь его основная специализация как демона — вбивать клин между мужем и женой, между возлюбленными. Сейчас он, правда, делал это не всерьез, а больше ради потехи, и злились в основном на него же, но в этом тоже была своя прелесть.
И однако зерна сомнения он заронил. Ведь жадная баба оставила себе его подарок. А мнительный муж хоть на секунду, да поверил, что благоверная провела пару неделек в Аду с ним, с таким мерзким, уродливым чертом.
Эта мысль его уже не покинет.
— …И подарок свой забери! — воскликнула Лахджа, сбежав по лестнице с сапфировым колье.
— Ну-у, как некрасиво!.. — поцокал языком Асмодея. — Возвращать чужой подарок… не полностью! Где остальное-то, прохиндейка?
Происходящее его невероятно забавляло.
— У Сидзуки спрашивай, — как плюнула Лахджа.
— Ах, Сидзука, любовь моя!.. — обрадовался Асмодей. — Обязательно спрошу при случае!.. Но колье оставь себе, что за сцены. Как будто и правда рвешь со своим бывшим.
Лахджа не нашлась, что сказать. Гнусный черт ведет себя как бухой дегенерат, но его нельзя недооценивать. Всю голову ей успел заморочить.
А колье вообще-то жалко. Ну и ладно, подарки не отдарки.
— Что, передумала? — хитро сверкнул глазками Асмодей. — Надо же, чтобы что-то в доме напоминало обо мне.
— Я думаю, твой перегар тоже не скоро выветрится.
Асмодей оглушительно расхохотался. Волна демонической силы обдала присутствующих, и младенец снова заплакал. Дегатти с тоской подумал, что эти ублюдки даже не маскируются, и все соседи наверняка уже знают. А это значит, что сюда действительно заглянет Кустодиан, и у него будут серьезные проблемы.
Демолорды ведь могут скрывать себя. Когда они того хотят, то движутся среди смертных так незримо, что ничего не замечают ни маги, ни духи, ни светлые силы. Они могут похитить великого чародея из собственной постели, и никто даже не узнает, куда тот делся.
Но сейчас они словно явились к старому приятелю. Вперлись так нагло и уверенно, как будто тут живет их любимая кузина, которую эти ублюдки давно не навещали.
Обычных дебоширов Майно Дегатти давно бы выставил за дверь. Но это, мать его так, три демолорда! В одиночку он не совладает не только со всеми троими, но даже с одним Асмодеем. Что, снова обращаться к Вератору, призывать того же Хаштубала? Так и он со всеми тремя не совладает.
К тому же, если они схлестнутся, на месте усадьбы останется пепелище…