Семья Зитаров. Том 1
Шрифт:
Зитар оказался не единственным, кого прежние воспоминания манили в корчму. Старые «клиенты» Мартына любили по вечерам собираться в «немецком» углу, и никакими силами нельзя было поднять их подавленное настроение. Корчмарь делал все, что в его силах, чтобы если и не утешить друзей, то создать иллюзию былого. Неприкосновенный запас напитков давно уже иссяк, и хозяева, сидя за карточным столом, услаждали себя самообманом, потягивая жидкое сладковатое плодовое вино. Со временем, когда люди научились приспосабливаться к новым обстоятельствам, Мартын раздобыл где-то новый сорт конфет со спиртовой начинкой. Правда, немного комично выглядели солидные бородатые отцы семейств, сосущие
— Какой же ты трактирщик, если не можешь раздобыть для своих посетителей чего-нибудь подкрепляющего? — поддразнивал он Мартына. — Смотри, как бы ты не остался без клиентов.
Вняв просьбам старых друзей и ободряемый урядником, Мартын набрался, наконец, смелости, раздобыл бочку и купил ячмень. Когда пиво было сварено, игроки перебрались из «немецкой» половины в квартиру корчмаря. За первой бочкой последовала вторая, третья, предприятие Мартына начало процветать, и вместе с этим оживился и он сам. Пить пиво приходили все наиболее почтенные люди: хозяева, капитаны, представители власти и офицеры полка, стоявшего в имении.
— Ну, теперь опять можно свободно вздохнуть, — сказал Мартын жене, когда ящик комода стал наполняться пачками зеленых трехрублевок и синих пятерок. Того же мнения придерживались и те, кто эти деньги ему приносил. Всем было хорошо и приятно. Истомившийся от жажды человек утолял ее глотком крепкого пива, а деятельный корчмарь получал вознаграждение за тяжелый труд. Только урядника приходилось поить бесплатно. Но сколько может выпить один человек? Зато полный покой — не приходится опасаться неприятных сюрпризов.
Пили по ночам, за закрытыми ставнями, пили осторожно, без обычного шума и песен, и, тем не менее, люди в скором времени учуяли запах пива. Жены приходили к Мартыну с жалобами на то, что он опустошает карманы мужей, стыдили его, угрожали. Но Мартын клялся и божился, что все это враки, и продолжал свою деятельность.
Но вот одна из жен побежала жаловаться в полицию. Уряднику Пайпалу поручили произвести в корчме обыск. Однажды утром он явился с двумя нижними чинами, тоже бывавшими в квартире Мартына. Они осмотрели корчму, обошли сараи и кладовые в сопровождении хозяина и спустились даже в подвал. Там стояла большая бочка.
— Что у вас там? — спросил урядник.
— Квасок, — пояснил Мартын. — Жена накопила сухарей и сварила квас. Пожалуйста, можете отведать, господа.
Мартын налил каждому по полштофа. Урядник жадно осушил кружку и, обтерев усы, определил:
— Да, на самом деле квасок.
Нижние чины подтвердили то же самое, после чего урядник составил протокол обыска, под которым подписались все, и дело было с честью кончено. Мартын продолжал, как и прежде, варить свой квасок, посетители пили, и регулярно, один раз в месяц, урядник производил обыск в подвале и не находил в нем ничего запретного: Для многих словно луч света блеснул в темном мраке военного времени; луч света в виде густой, пенистой, вкусной влаги. Изведавшему однажды хотелось вкусить ее снова.
2
Опять наступила весна. Пехотный полк вскоре после пасхи отправился на фронт, на его место прибыла конница 7-го Сибирского корпуса. Фронт был далековато — в Нижней Курземе и в верховьях Даугавы. До ушей жителей побережья еще не доносился грохот пушек, и здесь царила типичная тыловая атмосфера. Сибиряки внесли в жизнь побережья настоящий военный дух. Их полк в течение всей зимы участвовал в боях; грудь многих бойцов украшали георгиевские кресты и медали, какой-то подпрапорщик был даже георгиевским кавалером всех четырех степеней.
Эрнест Зитар, излечившись от своих загадочных болезней, вернулся к жизни. Во время его страданий сети лежали в амбаре, а лодка — на берегу. Весной, во время ледохода, взорвалось несколько мин, а одну выбросило вместе с льдинами на берег. Местный комендант вызвал саперов, и те заблаговременно убрали ее, пока она не стала предметом любопытства местных жителей. На месте взорвавшихся мин другие не ставили. Эрнест Зитар — приметил освободившиеся от заграждений участки и стал ловить там рыбу.
Как-то вечером он опять постучал в дверь Вилмы Галдынь. Его впустили и встретили достаточно приветливо. Вилма расспросила Эрнеста о болезни, осведомилась о состоянии здоровья. Он напомнил о письме. И опять, вместо того чтобы показать ей свою нежную привязанность и лучшие чувства, Эрнест держался резко и требовательно, решив, что письмо Вилмы дает ему на это право. Увидев Эрнеста здоровым, Вилма не чувствовала больше угрызений совести, ей уже не нужно было жертвовать собой для спасения больного.
— У тебя, видно, на уме опять глупости? — сказала Вилма, когда намеки Эрнеста стали слишком недвусмысленными.
— Ты сама обещала, — возразил он, становясь все грубее и настойчивее.
— Значит, ты меня не понял, — усмехнулась Вилма. — Я подразумевала, что мы могли бы опять стать друзьями и забыть нашу ссору. Но если ты понял это иначе, то будет лучше, если мы останемся друг другу чужими.
— Почему ты меня ненавидишь? Или я такой противный, хуже других?
— Ты еще этого не понимаешь. Вот когда-нибудь влюбишься, тогда узнаешь, что это такое.
— Но разве я тебя не люблю?
— Нет, это совсем другое. Так ты можешь любить одновременно десять женщин. Если бы у тебя была одна, настоящая, ты б на меня и смотреть не хотел.
— Я и теперь ни на кого не смотрю, кроме тебя.
— Как бы тебе это пояснить? — пожала плечами Вилма. — Ну, представь себе: у вас живет работница Ильза. Она такой же человек, как все мы, такая же, как ты и я…
— Она? Эта старая карга! — дернулся Эрнест.
— Погоди же. Старая или молодая, красивая или некрасивая, но ведь она человек. У нее есть сердце и чувства. И вот ты вдруг понравился Ильзе и она не дает тебе покоя. Мог бы ты себя заставить полюбить ее?
Эрнест вспыхнул от злости и стыда.
— Значит, я в твоих глазах все равно что старая Ильза?
— Я только говорю к примеру. Ильза стара, а ты молод, но все равно получается так.
Эрнест не сказал больше ни слова, надел шапку и ушел, не прощаясь. В его сердце клокотала злоба. Сравнение с Ильзой унизило его. Как можно говорить такие вещи? Что такое Ильза по сравнению с ним? Придравшись к сравнению, он не пытался понять его глубже. Нет, Эрнест не вдавался в женскую психологию. Он понял только, что всегда был безразличен Вилме, возможно, даже противен (недаром же она упомянула Ильзу), он чувствовал себя оскорбленным: над ним посмеялись, как только можно глумиться над молодым влюбленным. Он теперь знал, что никогда, никогда не будет близок Вилме. Это равносильно тому, как если бы он пытался уговорить каменную глыбу и безумствовать около нее. Но придут другие, совершенно посторонние люди, и Вилма улыбнется им. Почему это так? Почему он ничего не значит в ее глазах?