Семья Зитаров. Том 1
Шрифт:
Угрюмым и пустынным казался в этот дождливый день Милгравис — затерянный в песках, окруженный со всех сторон водой и лесом. Над рядами маленьких домиков гордо возвышался когда-то белый, а теперь покрытый желтовато-серыми пятнами корпус Зиемельблазмы [37], где разместились некоторые роты новых батальонов. За высокой дюной тянулась к небу громадная труба. Это недавно построенная Милгравская верфь — бывшая верфь Цизе; теперь здесь место формирования стрелковых подразделений. Сюда и привел усатый фельдфебель свою группу добровольцев.
Тихо темнели перед лагерем
Теперь все это исчезло. Низкие, широкие корпуса судоверфи с застекленными крышами и толстыми каменными стенами окружали дворы, в которых группы стрелков обучались шагать в строю. Более многочисленные группы маршировали в сосняке у Киш-озера [39].
Батальонный адъютант, молодой подпоручик, временно исполнявший обязанности командира батальона, выслушал рапорт фельдфебеля и пробежал глазами сопроводительную записку. Сорок два добровольца, большинство в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет. Остальные почти все старше тридцати, так как молодежь до этого возраста была уже призвана в предыдущие мобилизации.
Партию распределили по ротам. Карла и Ансиса зачислили во вторую роту, но в один взвод они все же не попали: Карл был на полголовы выше нового друга.
Началась обыденная солдатская жизнь, трудный, непривлекательный период учений: утомительная и обязательная строевая маршировка по усыпанному хвоей сосняку и песчаным холмам, после которой по вечерам ныли мышцы ног; занятия по изучению устава в казармах и элементарные боевые учения — ознакомление с винтовкой и штыковая атака. Офицеров не хватало, их обязанности временно исполняли старшие унтер-офицеры, а отделения и группы обучали простые кадровые солдаты. Программу обучения сократили и упростили до минимума, чтобы молодые стрелки возможно скорее могли приступить к исполнению боевого долга.
Ежедневно прибывали новые группы добровольцев. Из пехотных полков приезжали изредка офицеры и унтер-офицеры, появлялись и простые рядовые, получившие боевую закалку на фронте. И мало-помалу из разношерстной толпы сколотили воинское подразделение, вместо поношенного гражданского платья роты одели в зеленовато-серые казенные гимнастерки. Наконец прислали винтовки, и роты стали ходить на стрельбище. Потрескивали выстрелы, в воздухе пахло порохом, и тихий Милгравис наполнился звуками солдатских песен. Приближалось время отправки на фронт — тот ответственный момент, ради которого собрались сюда все эти юноши и мужчины.
Когда в батальоне создали учебную команду, в нее назначили вместе с другими и Карла Зитара.
Все приходилось делать в большой спешке, так как могло случиться, что батальон завтра же направят на фронт.
— Чего там долго зубрить! — рассуждали стрелки. — Научился стрелять, колоть штыком — и хватит! Об остальном подумают офицеры.
Но нетерпеливым воякам приходилось продолжать скучную игру в войну.
— Хоть бы скорее двинулись, — досадовал Карл. — По крайней мере, на свежем воздухе находились бы. А то в этих казармах только томишься.
— Скоро будем столько двигаться, что надоест, — усмехнулся командир взвода. — Нечего торопиться.
Всем надоела казарменная жизнь. Стрелки томились, озорничали, стояли под винтовкой и, привыкнув к суровой дисциплине, разыгрывали друг друга, валяли дурака с низшим начальством и перестали бояться наказаний. В каждом взводе находились балагуры, вносившие в свое подразделение веселье и бодрость,
Карл не дождался отправки батальона на фронт: в начале октября его вместе с тремя другими парнями откомандировали в Петроград, в школу прапорщиков: латышским боевым частям надо было своевременно позаботиться о новых офицерских кадрах, которые могли бы стать на место погибших в бою. Карл оказался самым младшим из группы командированных, и пожилой полковник, прежде чем окончательно отправить их, долго в раздумье перечитывал выданное Карлу командировочное свидетельство. Восемнадцать лет… Но образование в объеме реального училища и молодцеватая выправка юноши окончательно рассеяли его сомнения. Подойдет!..
Недели две спустя после отъезда Карла его батальон отправился на позиции навстречу первым жестоким боям.
6
В конце августа, когда Карл Зитар еще маршировал в строю по улицам Милгрависа, туда прибыл и Янка: начался учебный год. С ним вместе приехал капитан Зитар, чтобы наладить быт Янки, а заодно встретиться со вторым сыном.
Командир роты, который сам был из моряков и немного знал старого Зитара, отпустил Карла на ночь повидаться со своими. Эта встреча повлекла за собой неожиданные и неприятные последствия, о которых позднее Зитар не любил вспоминать. Кто в этом был больше виновен: Карл в зеленовато-сером мундире стрелка своими рассказами или Янка, по-мальчишески увлекшийся, настойчивый, а возможно, и сам капитан, легко поддавшийся уговорам? Вернее всего, виновны были все вместе. Иначе этого бы не случилось.
Карл говорил о том, что, может быть, теперь для латышского народа откроется путь к новому, более счастливому будущему и веками существовавшая историческая несправедливость будет исправлена.
— Не может быть, чтобы после войны все осталось по-старому. Конечно, Латвия получит автономию. Разве такая цель не достойна жертв? Разве жаль за нее жизнь отдать, если потребуется? Всякий, кто в эти дни остается равнодушным, — трус и предатель.
Янка усердно поддерживал Карла. Трус и предатель, кто может носить винтовку и избегает этого, кто оставил дома сыновей, годных для армии; преступник и эгоист тот, кто препятствует желающим…