Семья

Опсокополос Алексис

— Кабы знать, — ответила бабушка. — Но то, что они сейчас рубят англичан, вовсе не значит, что после них они не примутся за нас.

Глава 24

Англичане такого сюрприза явно не ожидали. Не сказать, что у них началась паника, но было близко к этому. Они бросились отбивать атаку воинов в чёрном едва ли не всеми своими силами, тем самым значительно облегчив задачу нашим бойцам. Против нас теперь дрались в основном только маги, собранные со всех концов Британской империи, а трёхметровые гиганты с убийственными посохами почти все бросились на вновь прибывших

участников битвы.

И лишь Эджертон в окружении примерно двадцати бриллиантовых гигантов двигался в нашу сторону — навстречу мне и моему мечу. Видимо, герцог понял, что тянуть нельзя, что потом может быть поздно. Я тоже стремился как можно быстрее вступить в схватку с англичанином — здесь наши желания совпадали.

Пока я в сопровождении Романова шёл прямо на Эджертона и его личную гвардию, император Вильгельм Пятый при поддержке наших магов оттеснил англичан по правую руку от меня, таким образом он отрезал часть вражеского войска от их предводителя. По левому флангу то же самое сделали княгиня Белозерская с Дьянишем. Тоже в сопровождении нашей армии.

В итоге Эджертон оказался в окружении: позади к нему пробивались чёрные рыцари, плохо сдерживаемые его бриллиантовыми гигантами, по бокам его армию от него отрезали, а прямо в лоб пробивались мы с Романовым, раскидывая остатки английских магов среднего уровня.

Когда до герцога осталось всего ничего — снести буквально несколько вражеских магов и пройти пяток метров, он поднял над собой зеркало Монтесумы и принялся начитывать какое-то заклинание. И почти сразу же я заметил, как в некоторых местах воздух словно начал сгущаться и преломляться, как бывает в жаркий день над горячим асфальтом или в пустыне. Но тут этот эффект наблюдался со всех сторон и в большом объёме. Похоже, Эджертон пытался при помощи Великого артефакта создать какую-то иллюзию или защитное поле.

Чем дольше англичанин начитывал заклинание, тем сильнее проявлялись эффекты, вызываемые зеркалом: пространство начало искривляться, и возникло ощущение, что оно ломается. Казалось, что вокруг нас теперь одни зеркала: кривые, постоянно трескающиеся и осыпающиеся тысячами осколков и вновь появляющиеся из ниоткуда. Волей-неволей пришлось остановиться, потому как в отражениях вокруг я видел как минимум с десяток Эджертонов, и кто из них настоящий — не представлялось возможности узнать.

И чем дольше длилась иллюзия, чем сильнее она меня поглощала, тем труднее мне было разглядеть бабушку, Вильгельма, Дьяниша и остальных участников битвы. Они постепенно теряли свои очертания, становясь прозрачными. Они то исчезали, то появлялись, пробегали мимо, не замечая меня, а иногда вообще проходили сквозь меня. Либо это были отражения, либо я уже находился в каком-то подобии сдвига.

В конце концов все наши воины, как, впрочем, и вражеские, исчезли полностью. Они явно были рядом, но иллюзия, созданная при помощи зеркала Монтесумы, скрыла их от меня. Ну и меня от них тоже — в этом я даже не сомневался.

Теперь я мог видеть лишь Эджертона и, как ни странно, Романова. Впрочем, ничего странного в этом не было — видимо, связь, наложенная на нас с Александром Петровичем при помощи мощнейшего заклятия магии крови, была слишком сильна. И это радовало. Но разумеется, только меня и кесаря. У англичанина лицо было крайне недовольное и удивлённое — не ожидал он такого поворота.

Постепенно

все зеркала вокруг рассыпались, и мы оказались в каком-то странном месте, отдалённо похожем на поле боя. Та же трава и земля под ногами, только ни души вокруг, кроме нас троих, низко нависающее небо в густых облаках и туман. Он окружал нас высокой стеной, словно забор, уходящий к самому небу, и ограничивал наше поле боя размерами примерно сто на сто метров.

— Неплохая иллюзия, — произнёс Романов, прочертив своим мечом в воздухе пару линий. — Но деваться нам некуда, придётся добивать его здесь.

Голос кесаря показался мне странным — будто Александр Петрович говорил с большим трудом. Да и выглядел он так, словно уже два дня дрался без перерыва: лицо было бледным, даже, скорее, серым, осунувшимся, глаза впали и выглядели потухшими.

— Что с Вами? — спросил я.

— Хреново мне, — ответил кесарь. — Поэтому надо всё делать быстро.

Похоже, Эджертон создал иллюзию, которая не просто скрыла нас ото всех, но и ещё наносила нам с Александром Петровичем немалый урон. И судя по тому, что шапка Мономаха не просто обжигала мне голову, а прямо пылала, защищая меня, этот урон был какой-то совсем уж невероятной силы. Что, впрочем, было неудивительно: всё же зеркало Монтесумы — Великий артефакт, и с его помощью можно не только иллюзии накладывать, но и поражать врага.

И если у меня имелся свой Великий артефакт, чтобы защищать меня от воздействия зеркала, то Романову приходилось рассчитывать лишь на собственные силы да на защитные заклятия и амулеты. А это всё же не то, поэтому вид у кесаря ухудшался прямо на глазах — на Александра Петровича уже было больно смотреть. Нужно было торопиться.

Эджертон стоял примерно в двадцати метрах от нас и довольно ухмылялся. Похоже, он считал, что у него преимущество, и был уверен в своей победе. Мы с Романовым были в корне не согласны с такой постановкой вопроса, поэтому, не тратя времени, покрепче сжали рукояти своих мечей и пошли на англичанина.

Но тот не спешил вступать в бой: как только мы приблизились к нему на расстояние двух метров, герцог выпустил в каждого из нас по лучу из своего посоха и переместился в другое место — за наши спины. Пришлось развернуться и снова пойти на него. И так раз пять.

Мы пытались достать Эджертона, но он ускользал и лупил по нам лучами Кохинура. Кесарь пытался что-то запустить в ответ из ладони, но толку от этого не было: защита англичанина всё отражала. Его надо было достать мечами. Другого выхода не было. Однако враг был быстр и осторожен. Он избегал ближнего боя и лупил по нам своими лучами.

Мне эти лучи не доставляли особых проблем: их принимал на себя Кусанаги-но цуруги, а вот кесарю с каждым ударом становилось всё хуже. В итоге после очередного выпущенного в него луча Александр Петрович рухнул на землю. Кесарь пару раз попробовал подняться, но у него ничего не вышло, а после того, как в него ударил ещё один луч — контрольный, Романов уже не шевелился.

Англичанин добился своего — мы с ним остались вдвоём. Правда, я всё ещё ощущал тепло, которое подтверждало, что связь с Александром Петровичем сильна. А это означало, что он жив, и не могло не радовать. Но стоило спешить — неизвестно, сколько кесарь мог провести в таком состоянии. Нужно было поскорее разделаться с Эджертоном и оказать Александру Петровичу помощь.