Семья
Шрифт:
Внезапно Майкл широко улыбнулся, наклонился к брату, и Паоло почувствовал идущую от него мужскую силу, то самое излучаемое им еще в школе очарование, от которого кружилась голова и возникало чувство их отделенности от всего остального мира. Паоло прекрасно понимал, почему женщины так любили брата и прощали ему любые прегрешения, всегда позволяя выходить сухим из воды.
— А с возвращением Джинджер все снова наладилось, не правда ли? — продолжал Майкл. — Сообщения снова принимаются, почта снова отправляется.
— Да, только надо надеяться, что она вернулась ради бизнеса,
Майкл нахмурился. Несмотря на обычную самонадеянность брата, Паоло знал: его сильно потряс тот факт, что Наоко обо всем узнала. Майкл подошел к черте, за которой вероятность потерять семью становилась слишком реальной, и это его не на шутку испугало.
На лице Майкла явственно проступала усталость от бесконечного виляния и лжи, от вечных страхов быть застуканным на месте преступления, от слез и ночных выяснений отношений, а также от хлопания дверью, когда Наоко выставила его вон из спальни и заставила спать в гостиной на кушетке. Паоло охотно верил в то, что интрижка брата с Джинджер действительно закончилась. У кого хватит сил или сердца снова проходить через весь этот кошмар?
Паоло считал, что главное для брата — выбраться на правильную дорогу, а тогда он сможет стать и хорошим мужем, и настоящим отцом, и тем, кем всегда был в детстве. Одним словом, Майкл снова сможет стать любящим и семейным человеком.
— Майк, ты не можешь иметь и то и другое, — мягко увещевал его Паоло. — Семейную жизнь и игры на стороне. Вместе им не существовать.
— Я тебе повторяю: прекрати беспокоиться! Никаких игр с этой женщиной.
— А если ты начнешь снова, то нам всем крышка. Кстати, где у тебя таможенные документы на эту «Альфа Ромео»? Мне они нужны.
— Наверное, в офисе, — ответил Майкл. — Схожу посмотрю.
Паоло смотрел, как бывшая подружка его брата (если так можно назвать эту далеко не юную женщину) разговаривает по телефону внутри салона. «Конечно, она выглядит неплохо», — думал Паоло, но никаких серьезных отношений с ней быть не должно, вообще — он не мог понять, почему Майкл ради нее решил сыграть со своей семьей в русскую рулетку. Паоло не находил в Джинджер ничего, что, по его мнению, могло вывернуть мужское нутро наизнанку.
Впрочем, Паоло вообще не понимал: неужели оно того стоит? Создать семью, жениться, построить дом, родить ребенка, — а потом поставить все это на карту ради какого-то нового ощущения? Конечно, они с братом были разными людьми, и Паоло никогда в жизни не выступал в роли всеобщего героя-любовника, каким был в свое время Майкл (и каким до сих пор оставался в душе, несмотря на все свои клятвы в целомудрии, и, скорее всего, останется до скончания века, пока его член не увянет окончательно).
Но все же… Как могут новые женщины стоить той головной боли, которую они с собой несут? Как можно любую новую женщину поставить на одну доску с женой?
Паоло не мог этого объяснить. Но он чувствовал, что на грани балансирует не только семья брата: безответственное поведение Майкла ставило под угрозу весь их бизнес. А он очень любил свою работу. Приезжая в салон по утрам, он с удовольствием вдыхал этот непередаваемый запах машин, кожи и масла. Периодически ему приходилось ездить в Турин или Милан, а потом перегонять машины через Альпы, через Францию, а затем и через Англию, домой. И клиенты у него были такие же, как он: они так же любили эти прекрасные игрушки, которыми торговали братья. Да и Майкл любил свой бизнес не меньше Паоло.
Над ними не было никакого начальства, они зарабатывали неплохие деньги, они осуществили юношескую мечту: работать на себя и работать с машинами. Паоло считал, что им с братом очень повезло. Но оказалось, что Майкл не видел ничего дальше своей очередной эрекции.
В это время вернулся Майкл с таможенными декларациями.
— Постарайся не потерять Наоко и Хлою, — сказал Паоло. — Джинджер того не стоит. Ни одна другая женщина того не стоит.
— Сколько можно тебе повторять? — устало возразил Майкл. — После ее возвращения я к ней пальцем не притронулся.
— Люби свою семью, как она того заслуживает. Перестань быть попрыгунчиком, каким ты был в Эссексе.
— Ты что, не слышишь, что я тебе твержу?
— Объясни поподробнее.
— Да ты все равно не слушаешь.
— Слушаю, объясняй.
— Ну, хорошо, — согласился Майкл. — Матери — это в первую очередь матери, а женщины — во вторую.
Джинджер посмотрела на него и засмеялась. Потом вернулась к своей работе.
— Чем они нас так цепляют? — спросил Майкл. — Чем вообще женщина привлекает мужчину?
— Понятия не имею, — признался Паоло. Такие вещи его почему-то никогда не волновали.
— Своими ножками, и грудками, и телом.
— Ты говоришь о выборе женщины? — поинтересовался Паоло. — Или о выборе цыпленка? Тебя послушать — ты словно зашел в мясной магазин.
— Послушай! — с энтузиазмом продолжал Майкл. — Почему тебя потянуло к Джессике? Потому что она красотка! Джессика — самая настоящая красотка!
Сердце Паоло начало раздуваться от гордости. Что правда, то правда. Его Джессика была, что называется, красотка из красоток.
— У нее сломалась машина, — продолжал Майкл. — А ты в это время проезжал мимо. Ты ее увидел, и она тебе понравилась. Ну же, Паоло, тебе придется это признать! — Майкл легонько ткнул своего брата в плечо, и они оба рассмеялись. — Вот так все и происходит. Всегда происходит! Если бы она весила тонну, ты бы ради нее даже не притормозил.
Паоло ничего не мог с собой поделать: ему было приятно слышать, что его брат называет Джессику красоткой. Потому что Майкл знал в этих делах толк.
— Сейчас мы разобрали, как они нас привлекают, — продолжал Майкл. — А теперь разберем, чем удерживают. Ребенком. А любовь к ребенку — это огромная любовь, самая большая любовь в жизни. Ты еще не можешь себе представить, что это за любовь, Паоло. Как она бурлит в тебе, выплескивается наружу, когда у тебя появляется ребенок. Именно поэтому я и остаюсь в семье. — Майкл глубоко вздохнул. — Очень легко бросить женщину, когда у нее нет детей. Мужчина просто собирается и уходит. Никакая цепь его не связывает, никакой якорь не удерживает, никакой груз не тянет ко дну. Но потом появляется ребенок, и все становится по-другому.