Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого
Шрифт:
Это признание озадачило Себастьяна. Засыпкин между тем продолжал:
— Служа верой и правдой новому российскому царю, я должен был бы арестовать вас, едва только вы прибыли в Россию по настоятельной просьбе баронессы Вестерхоф. Ее я должен был бы также разоблачить и предупредить царя, что князь Барятинский и братья Орловы замышляют против него заговор. Между тем я медлил. Я не был уверен. Я сомневался, что заговор уже созрел. Я оказался не готов к той стремительности, с какой вы принялись за дело, оформили его и взяли на себя организацию. Если бы в тот памятный вечер, когда царь ужинал в Зимнем дворце, вы не нашли способа —
Себастьян улыбнулся, но от объяснений воздержался: иначе пришлось бы раскрыть роль Александра. Уклонившись от ответа, он сам задал вопрос:
— А почему переворот мог провалиться?
— Император сбежал бы в Кронштадт, а там сел бы на корабль. Он попросил бы о помощи Фридриха. И, без сомнения, получил бы ее. Фридрих послал бы свои войска. Русская армия оказалась бы без командования. Пруссаки одержали бы победу и восстановили Петра Третьего на престоле. С точки зрения политики это было бы катастрофой. Россия оказалась бы у Пруссии еще в большем подчинении, чем если бы царю удалось осуществить свои первоначальные планы. Ваше вмешательство предопределило исход событий. Вы помогли моей стране избежать двух бедствий: проведения в жизнь политики Петра Третьего и прусской интервенции.
Себастьян оставался безучастным. Признательность казалась ему чрезмерной, но при этом никакого головокружения он не чувствовал. Он ждал совсем другой благодарности.
— А что теперь? — спросил Себастьян.
— Положение непонятное. Екатерине довольно трудно доказать законность своих притязаний. Ее советник, граф Панин, полагает, будто лучшим решением было бы сделать ее регентшей, пока на престол не взойдет ее сын Павел. Но наши законники не уступают. Они ссылаются на то, что царевич — это сын Салтыкова и, следовательно, не имеет никакого права на наследование. Мне известно, что Екатерина, если вывести ее из терпения, согласилась бы выйти замуж за единственного законного потомка Петра Великого — Ивана Шестого.
Засыпкин вздохнул и отпил кофе, поданный ему Францем.
— И что же?
— Иван Шестой безумен. Или его лишили разума годы, проведенные в заточении. А Екатерина не станет делить власть.
— А Григорий Орлов? — спросил Себастьян.
Засыпкин невесело усмехнулся.
— Граф спит и видит, что императрица сделает его своим супругом. Но и здесь то же самое: Екатерина откажется делить власть. Похоже, Орлов не понимает: постель и престол — разные вещи.
На сей раз улыбнулся Себастьян.
— Если я вас правильно понимаю, — сказал он, — партия сыграна лишь наполовину.
— И вы понадобитесь нам снова, — кивнул Засыпкин.
— Нам?
— Мне, — ответил Засыпкин, глядя Себастьяну прямо в глаза. — Я один, и я подчиняюсь приказам. Мне нужен совет человека, подобного вам. Петр Третий был убогим, жалким человеком, к тому же пьяницей. Он явно оказался не на своем месте: его воспитывали в презрении к России. Но в целом идеи его не так уж и плохи. Наша страна нуждается в реформах, и в принципе прусская модель недурна. Когда мы преодолеем первое препятствие и Екатерина окажется на престоле, необходимо будет вплотную заняться реформированием.
Помолчав немного, Себастьян заявил:
— Вы сожалеете о том, что одиноки. Вы были бы менее одиноки, если бы вас поддерживали просвещенные друзья.
— И где же я их возьму? — печально улыбнулся Засыпкин.
— Существуют сообщества людей достаточно твердых, чтобы соблюдать свои принципы вне зависимости от политических пертурбаций.
— Что это за принципы?
— Есть, барон, некий разум, который правит миром. Он неизмеримо сильнее и значительнее, чем разум самого мудрого из мудрецов. Его законы суть порядок и гармония, которые достигаются путем преодоления противоречий. Высшие умы всегда осознают его присутствие.
— Это нечто из области философии.
— Разумеется. Но не стоит ее презирать, — сказал Себастьян. — Она руководит также и деятельностью.
— Вашей?
— И моей в том числе.
— Как это понимать?
Себастьян улыбнулся:
— По правде говоря, барон, я ожидал от вас другой признательности. Петр Третий был частью хаоса. Останься он в живых и заручись поддержкой Фридриха, он бы опустошил всю Европу. Мы сейчас выходим из семилетнего периода войны, а могли бы ввязаться в куда более длительные войны. Вот почему я содействовал вашему избавлению от опасного человека.
Засыпкин, похоже, был удивлен. Он на мгновение задумался.
— Выходит, его смерть была выгодна не только моей стране.
— Да. Мир избежал опустошения и разрухи.
— Вы работаете на весь мир? — спросил Засыпкин с едва заметной иронией. — А я-то полагал, что вы служите России…
— Я ее и не предавал, России была оказана услуга, и вы приехали меня с этим поздравить. Если бы разразилась обещанная Петром резня, ваша страна оказалась бы обескровлена.
— Это ваше Общество внушило вам подобные взгляды? — спросил Засыпкин.
— Принципы, которые им руководят, учат быть выше суеты.
— Разве это не есть привилегия монархов?
— Как вы могли убедиться, не всегда.
— Стало быть, вы ставите себя превыше монархов? — вытягивая от волнения шею, спросил Засыпкин.
— Это принципы, а не я ставят себя превыше монархов.
Засыпкин задумался.
— Но разве эти принципы не обременительны? И что делать, если они противоречат приказу, который человек обязан выполнить?
— Так не может быть. Просвещенный разум знает, что истинная сила основана на гармонии и что сила без любви уязвима и в конечном итоге оборачивается слабостью. Именно так было с Петром Третьим. Его внутреннее беспокойство и, вполне возможно, ощущение собственной слабости вело его к крайностям и, как следствие, к очевидным ошибкам, таким как публичная демонстрация низкопоклонства перед Фридрихом или оскорбление супруги. Вы сами, барон…
Засыпкин вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения.
— Вы сами, барон, вы ведь пребывали в неуверенности в течение последних месяцев правления императрицы Елизаветы и шести месяцев царствования Петра Третьего. Вы не знали, чью сторону принять. Вероятно, именно по этой причине баронесса Вестерхоф дала мне понять, что я в России по своей собственной воле. Ведь это вы велели ей так сказать?
Засыпкин кивнул в знак согласия.
— Да, это так. Я имел основания опасаться, что, если заговор раскроют, вы, возможно под пыткой, обвините меня в том, что я им руководил или, во всяком случае, поддерживал.