Сень
Шрифт:
— Ну а в чем же, по вашему, заключается усугубление тезисов товарища Щусева?
— А в том, что при этом даже в среднем по размерам городе типовое строительство железобетонных зданий, отливаемых в одних и тех же формах, будет насилием над обликом города, а то время как кирпичное строительство позволит сделать каждое здание с одной стороны уникальным, а с другой — вписывающимся в сложившуюся архитектуру. Что даст возможность жителям каждого города гордиться именно городом, его красотой и удобством — а это, мне кажется, для советской архитектуры тоже очень важный критерий.
— Понятно, остается надеяться, что с появлением новых транспортных средств экономический эффект блочного строительства все же можно будет проявить.
— Оставь надежды, всяк сюда входящий, — с места продекламировал Станислав Густавович, а затем встал и мысль свою постарался развить:
— Все архитекторы, старающиеся протолкнуть идею блочного железобетонного строительства, почему-то не учитывают появление новых стройматериалов. Но на девяноста процентах территории страны использование прессованного грунтоцементного кирпича позволяет почти восемьдесят процентов зданий до четырех этажей высотой строить по сути из земли, выкопанной из котлована под фундамент. И такой дом оказывается совсем малость дороже деревянного, при том, что уже через десять лет он будет прочнее бетонного. А если учесть, что на сельских стройках сейчас основным транспортом является грузовичок ВАЗ, способный перевозить три четверти тонны…
— Я думаю, что мы выслушали основные аргументы, определяющие стратегию массового жилищного строительства на ближайшую пятилетку, — негромко подвел итог дискуссии Сталин. — И правительство, я думаю, согласится с доводами товарищей Щусева и Жолтинского.
А когда совещание закончилось, Струмилин тихо сообщил Сталину еще кое-что:
— Татьяна Васильевна недавно заметила, что всю банду Алабяна нужно как можно быстрее разогнать.
— Анастас будет против.
— Она и об этом предупредила. Но, говорит, убивать их не надо, а надо просто разогнать их по стройкам: пусть делом займется, все же архитекторы они неплохие. Но давать им возможность чем-либо руководить побольше простого архитектурного бюро, явно не стоит: они не столько об архитектуре думают, сколько о тех благах, которые им может власть дать. Я имею в виду власть, которую они при таком руководстве получат.
— Ну что же, идея, в принципе, не плоха, у нас намечено очень много строек… в глубинке. Пусть продемонстрируют свои умения. Еще что-то есть?
— Есть, но… общий прейскурант на стройматериалы для населения и подготовленный не архитекторами, а Госпланом строительный регламент для сельских населенных пунктов.
— А мне-то зачем ты его подсовываешь? Его же Госстрой утверждать должен.
— Немножко не тот, о чем ты подумал. Мы все же все типовые проекты для села просмотрели… в общем, необходимо, причем срочно, поменять нормативы: ограничить максимальную площадь частного дома в сельской местности…
— Вроде она и так…
— Ограничить площадь размером в сто двадцать метров по наружному размеру и высотность двумя этажами.
— Ты что сегодня пил?
— Давай, подписывай, ты все же предсовмина и твоей подписи будет достаточно. А по нашим расчетам такие дома хорошо если один из тысячи, а то и двух колхозников строить захочет, они же денег стоят. Но вот интерес к сдаче сельхозпродукции государству возрастет у всех колхозников: там спецрасценки на стройматериалы по зачету указаны. Гусаров пообещал, что при таких расценках и регламентах Белоруссия полстраны только картошкой накормит…
— Таня Гусарова охарактеризовала как хозяйственника весьма хорошего… давай твои бумажки, я подпишу. Но если что не так пойдет…
— Можешь меня расстрелять. Я с Серовой уже договорился, она меня в таком случае оживит.
— Клоун. Я же просил посерьезнее…
— Насчет картошки — это очень серьезно. Программу развития нечерноземной зоны ты уже посмотрел? Там «Фармацевтика» златые горы уже года через три обещает.
— Это же хорошо!
— Ну да, конечно. Она же золото для этих гор с Госплана требует… ладно, пока вроде справляемся с ее хотелками. Правда с трудом: энергии у нас не хватает.
— Это ты верно заметил, но этот-то вопрос уже решается?
— Ну да… и больше всего удивляет, что решается в значительной степени все той же «Фармацевтикой»…
Таня к производству электрических машин отношение имела самое косвенное: просто когда-то организовала в Муроме артель, которая в конце пятидесятого года наладила именно серийный выпуск десятимегаваттных турбогенераторов. С паровыми турбинами и с котлами, работающими на разнообразных пеллетах. Конечно, пеллеты тоже нужно было где-то делать, так что часть котлов была приспособлена для работы на древесных щепках, что было прилично дешевле — но щепки-то делались из дерева (включая, понятное дело, любой хворост), а в степи, например, с деревом было не ахти. Но в котле могли любые пеллеты гореть, включая соломенные — так что большинство котлов их и использовало: в степной зоне тоже электричество пользу приносит, а солома там просто «под ногами валяется» в огромных количествах. Не самое лучшее топливо, но если оно практически бесплатно достается…
А доступное электричество — это, кроме всего прочего, и электрические насосы. Которыми можно очень неплохо воду качать. В водопроводы городские и сельские, а так же в поля. Так что выпускаемые ежедневно десятимегаваттные генераторы тут же включались в работу по повышению урожаев. А то, что электричества они вырабатывали в лучшем случае тридцать процентов от получаемого в котлах тепла… Тепло тоже не пропадало: возле каждой электростанции быстренько поднимались теплицы, тоже вносящие приличный вклад в убранство обеденных столов простых советских граждан.
И с продуктами в СССР стало, наконец, совсем хорошо. Совсем-совсем хорошо: в магазинах теперь свободно продавался кофе (главным образом колумбийский и — довольно часто, но не всегда — эфиопский), шоколад во всех видах перестал быть редким лакомством, и даже такая экзотика как апельсины и ананасы не прилавках оказывалась довольно часто. Потому что внешняя торговля стала как-то процветать потихоньку, а всю эту «экзотику» ВНИПИ «Фармацевтика» включила в перечень «максимально рекомендованных привозных продуктов». Вот индийский чай появлялся в торговле крайне редко, зато китайского, причем самого разнообразного, стало вообще завались. Да и довольно много других китайских продуктов появилось…
Вообще-то в Китае избытка продовольствия как раз не было, туда Советский Союз это продовольствие поставлял в огромных количествах. Но в обмен на другое, которое в Китае особым дефицитом не было, но и калорий китайским крестьянам почти не добавляло. А насчет обмена продуктами с китайцами в основном договаривалась директор ВНИПИ, и договаривалась непосредственно с руководителем китайского торгпредства в Москве товарищем Мао. С товарищем Мао Аньином. С ним договариваться было просто: товарищ Мао по-русски говорил свободно, а Шэд Бласс довольно сносно китайским владела — однако простота переговоров крылась отнюдь не в «языковой общности». Сын Председателя Мао был — в отличие от отца — человеком весьма образованным и понимал, что его стране пойдет на пользу. И что пойдет на пользу его не совсем здоровому младшему брату: Таня забрала Мао Анциня в ковровский госпиталь, пообещав Аньину, что через год парень будет полностью здоров. Как Аньин договаривался обо всем этом с отцом, Таню вообще не интересовало — но сын китайского вождя со своими задачами справлялся.