Сень
Шрифт:
— Я к товарищу Сталину станки просить не пойду. А вы действительно считаете, что такой самолет нам нужен?
— С Бартини я тоже уже говорил, по его мнению через год он сможет выкатить самолет, в полтора раза превосходящий по всем параметрам требования ВВС. Если вместо старых поршневых ему дать новенькие моторы Ивченко или хотя бы Румянцева. Я слышал, что у Румянцева есть мотор мощностью на винте в пять с чем-то тысяч сил…
— А я слышала, что у Володи есть уже мотор турбовентиляторный с тягой под семь тонн. Я, вероятно, Роберту Людвиговичу найдется о чем с ним поговорить. А чтобы разговор смысл имел… как
— Почему в Моршанск?
— Потому что там сейчас уже большое строительство ведется. Моршанский завод выделен под выпуск оборудования для «Фармацевтики», но пока он маловат, расширять его будем существенно. Ну а под шумок почему бы и авиазавод рядом не поставить? В Моршенске же в войну самолеты за этом заводе ремонтировали, значит руки у них из нужного места растут.
— То есть ты хочешь станки для авиазавода ставить из тех, которые на нынешний моршанский завод поставляются? Да ведь тебя за это…
— Я что, на диверсантку похожа? То есть что-то от диверсантки у меня есть, например внешность неприметная совершенно. Но вот так, в лицо, дурой меня еще никто не называл.
— Не называл, не называет и не называть будет. Просто станки-то все через плановиков проходят, а — хотя вроде лично тебя товарищ Струмилин и уважает, в основном за объемы растрачиваемых народных денежек — они тебе станки никак не родят.
— Не родят. Но часть станков могут и артельщики сделать, хотя и небольшую часть. А остальные… идемте со мной, я вам еще одну штуку покажу. Это недалеко, на первом этаже…
— Это что? — с опаской покосившись на жужжащий агрегат, поинтересовался Александр Сергеевич.
— Бытовой прибор, именуемый высокочастотной печью. В нем можно суп прямо в тарелке разогреть за минуту, или сварить что-то… да много чего. Новинка артели «Электробытприбор»
— А как эта печь поможет строительству самолетов?
— Ну, чайник электрический вы уже видели, стиральную машину тоже… кстати, они наладили выпуск и стиральной машины для домашнего использования, я вам подарю одну, жене ваше точно понравится. Ну так вот: я с набором таких электроприборов прихожу на любой станкостроительный завод и предлагаю поменять сверхплановый станок на дефицитные электроприборы, которыми профсоюз наградит особо отличившихся рабочих, ну или продаст им в заводском магазине. А чтобы они этот сверхплановый станок сделать могли, я им еще и бодрячка с тормозухой подкину в пропорции. Госплан на эти мои авантюры смотрит сквозь пальцы, я уже не один раз такое проделывала.
— А артели что скажут? Им же за все это деньги получить захочется.
— Они свое тоже получат. Есть общая артельная касса, в которой денежки на подобные случаи складывается. Из которой строительство жилья финансируется, помощь матерям и детям, прочее все — включая строительство новых заводов. Артельных, но вы, я гляжу, как раз про артельный авиазавод и говорили, или я не так поняла?
— Все верно ты поняла. Что мне Роберту Людвиговичу про завод сказать?
— Надеюсь, что к Новому году получится его ОКБ в Моршанск уже перевезти. Сколько у него народу-то уже трудится? Им же, наверное, еще и жить где-то захочется? Я на предмет того спрашиваю, сколько жилья дополнительного строить.
— Я тебе чуть попозже отвечу, сейчас просто не знаю. Тебе куда-то позвонить можно?
— Давайте так договоримся: я сама вам позвоню, или просто заеду — я же в Москве часто бываю. Скажем, в следующий понедельник, а не узнаете еще, так передоговоримся на попозже.
— С тобой всегда приятно разговаривать, потому что каждый раз ты меня удивляешь. Приятно удивляешь и сильно радуешь. Лучше в гости заезжай, мои обрадуются…
В конце августа Лаврентий Павлович на очередных посиделках пожаловался Иосифу Виссарионовичу:
— Я в последнее время начал сильно бояться нашей красавицы.
— И чем она тебя напугала?
— Да вот, ходит в гости почти каждую неделю, бумажки разные приносит.
— Страшные бумажки? По спецпроекту?
— Страшные, но к спецпроекту отношения не имеющие. То есть иногда имеющие, но чаще нет. Она приносит мне списки иностранных шпионов.
— Это… интересно. Раньше народ по одному, ну, максимум про двух шпионов писал…
— Еще как интересно! Вот только иногда эти списки — повод за шпионами понаблюдать повнимательнее, и всегда оказывается, что указанные личности именно шпионами и являются: она почему-то не просто пишет, что Иванов — шпион, а подробно расписывает, с кем и когда этот Иванов выходит на контакты, где хранит принадлежности шпионские… даже шифры приносит, частоты и расписание сеансов связи, чтобы мы могли радиосвязь отследить. А иногда — не часто, но уже раз пять было — сообщает, что Петров был шпионом…
— Что значит «был»?
— Значит, что его больше нет. Нет потому, что он почти уже передал хозяевам своим исключительно секретную информацию, а «другого способа остановить передачу этой информации не было». И при этом подробно описывает, где находятся тайники безвременно усопшего и что в этих тайниках мы должны будем найти. Особо отмечу, что причины таких тяжких утрат современная медицина наша определить как правило оказывается не в состоянии. То есть причины-то медицина определяет, причем причины совершенно естественные… а вот неестественных, вроде внешнего воздействия, не находит. В общем, то, что она сейчас делает в этом направлении, нам, Советскому Союзу то есть, идет во благо, и я даже не думаю ее хоть как-то останавливать. Но… боюсь я её.
Спустя четыре дня Иосиф Виссарионович при встрече задал Тане прямой вопрос:
— Таня, я по поводу ваших дел… относительно шпионов. Нет, я не… Лаврентий Павлович считает, что вы все делаете правильно, но… Как вы думаете, может ему стоит рассказать о вас? Я имею в виду…
— Я думала, что ему вы уже давно рассказали… Ему можно. И, пожалуй, Струмилину можно, но это уже на ваше усмотрение: он все же мечтатель, на радостях такого напланирует…
— Последнее что-то не совсем понял. При чем тут мечтатель?
— При том, что он наверняка подумает, что люди из будущего всемогущи и в планировании начнет исходить из этого. А объяснить ему, что тогда люди были в целом такими же людьми…
— Понятно. Но Слава — он да, мечтатель. Но и рационалист до мозга костей. И всегда принимает реальность такой, какая она есть, даже если эта реальность не дает воплотить то, о чем он мечтает. Впрочем, ваше замечание я учту и еще подумаю об этом…
На рассказ Сталина Берия отреагировал очень неожиданно — для Иосифа Виссарионовича неожиданно: