Сень
Шрифт:
— Ну да… лодку велела резиной обклеивать… Да, точно… соедините меня с начальником склада….
Глава 15
Лето пятьдесят первого заканчивалось довольно безрадостно: засуха на юге, причем включая южную Сибирь, привела к серьезному недобору сельхозпродукции, и в первую очередь зерна. С овощами и фруктами на половине территории СССР тоже было не очень хорошо — и руководство страны начало впадать в уныние. Но некоторые, хотя и относительно локальные, достижения мешали ему впасть в уныние окончательно. В Белоруссии, вопреки прогнозам, был собран довольно неплохой урожай картошки, да и с зерном республика заметно выделилась на фоне южного соседа, а в отдельных областях России…
В отдельной Владимирской области колхозы побили все рекорды
Такие урожаи еще в позапрошлом году резко повысили интерес колхозного народонаселения к разведению червяков, и в пятьдесят первом результат этого повального увлечения «выстрелил». Очень даже неплохо выстрелил, так как подобные огороды не завел себе разве что самый ленивый колхозник. Еще товарищ Пальцев выдал распоряжение, что в колхозе под личное хозяйство «целесообразно выделять по половине гектара на домохозяйство», а кое-кто дополнительно распорядился распашку личных огородов проводить наравне с колхозными полями. Ну а наличие на всех областных МТС маленьких тракторов, как будто специально «под огороды» и изготовленных, сделало исполнение этого распоряжения делом вовсе не обременительным.
Ну да, за эту пахоту нужно было платить, но ведь не сразу и деньгами, а долей с убранного урожая, причем долей скромной… Результат по овощам Иосифа Виссарионовича тронул до глубины души: Владимирское крестьянство продало государству (по цене тридцать копеек за кило против восьмидесяти магазинных, зато везти в город и торговать не надо) около миллиона тонн одной картошки. Продало большей частью потому, что ее мужикам просто хранить было негде. Впрочем, и государству (в области только, к глубокому сожалению) ее тоже негде было хранить, и владимирская «частная» картошка заполняла овощехранилища Москвы, Подмосковья, даже Ленинграда, туда же шла и «частная» морковь, капуста и свекла.
На колхозных полях урожаи, конечно, были заметно меньше — буквально в разы меньше, точнее, раза в два-три — но полей-то было гораздо больше, так что товарищ Егоров (все еще занимающий пост Первого секретаря обкома) буквально наизнанку выворачивался в попытках распихать урожай. То есть взять его хотели многие, но вот с транспортом урожая туда, где его хотели заполучить, было хреновато. Настолько хреновато, что Федор Савельевич обратился к Сталину за помощью…
В ситуации, когда «основные производящие районы страны» мелко обделались, не помочь с вывозом урожая тем, кто работу выполнил на «отлично», было бы крайне неразумно — и в дело вступила Советская армия. А еще к работе подключилось МГК — на предмет тщательного выяснения «кто виноват в засухе». Причем речь шла совсем не о природных катаклизмах…
В шести колхозах села Новый Егорлык, в полном соответствии со «Сталинским планом преобразования природы» были проведены серьезные мелиоративные работы, высажены многочисленные лесополосы. А так как засуха для Сальского района была делом, в общем-то, обыкновенным, то для сохранения лесопосадок до тех пор, пока деревья не вырастут достаточно большими, чтобы воду добывать из глубоких слоев земли, вдоль них были выстроены «временные водопроводы», в которые воду подавали в основном ветряки. Ну а если ветра долго не было, то могли подключаться и электрические насосы. С ветром (причем периодически вообще суховеем) летом пятьдесят первого в Сальском районе было неплохо, настолько неплохо, что река Егорлык выкачивалась практически полностью начиная с конца апреля и до середины августа. Но на восьми тысячах гектаров полей колхозы смогли вырастить и собрать урожай почти в двадцать семь центнеров с гектара — в то время как средний урожай по Ставрополью приближался к семи центнерам. Поэтому вопрос в Министерстве Государственного контроля стоял так: какая сволочь не дала возможности колхозникам позаботиться о посевах?
Петр Михайлович Раздобудько с войны вернулся с двумя медалями: «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией». Очень неплохо для сержанта, за всю войну и выстрелившего всего один раз, причем из пушки. Потому что в войну (на самом деле с осени сорок второго) он работал в рембате, а выстрелить ему пришлось когда он перегонял танк из рембата в часть, а венгры как раз в этот день решили перейти в контрнаступление. И, как назло, из экипажа в тот момент оказались рядом лишь механик-водитель и заряжающий — а Петр Михайлович уже знал, как из пушки стрелять: пару раз ему и орудия ремонтировать приходилось. Ну и выстрелил… никуда, естественно, не попал, но тогда это и не очень нужно было: венгры почти сразу же и откатились.
Вообще-то по имени-отчеству Петра Михайловича называла лишь теща, да и то, когда хотела послать его на какую-то работу по дому, а все окружающие его иначе, как Петькой и не называли. Что механика Раздобудько сильно злило, хотя он и старался злость свою не демонстрировать. Но все же — и со стороны односельчан уважения никакого, и теща все время командует… Командует потому, что жить пришлось в ее доме — ну не было в селе другого жилья.
И, вероятно, именно поэтому Петр Михайлович согласился с предложением однополчанина записаться в «летучую МТС», организованную аж в Павлодарской области. Далековато, но и зарплата была обещана неплохая, и — что показалось ему важнее — появился шанс обзавестись собственным жильем и покинуть склочную тёщу: по словам однополчанина, в тех краях намечалось создание новых колхозов и поэтому вроде «летучая МТС» будет преобразована в районную, причем размещаться она будет в совершенно новом селе. В котором и МТСовцы смогут свой дом выстроить, а уж если работать на МТС бригадиром, то и дом может оказаться очень даже неплохим.
Прибыв на место, Петька быстро выяснил, что для жилья на МТС предоставляют работникам койку в деревянном балке, но ему — как бригадиру — был отдельный балок выделен. Да уж, далеко не то, о чем мечталось, однако зарплату платили исправно, а с продуктами было и вовсе замечательно. С работой было похуже, то есть много ее, работы, было, да и вкалывать приходилось часов по двенадцать в сутки — а выходной вообще давался раз в две недели. Правда, всем работникам давали витаминные напитки, отчего и двенадцатичасовая работа не сильно утомляла. Правда, когда Петька решил было не пить «вечерний напиток для лучшего сна», прикрепленная к МТС молодая врачиха тут же нажаловалась начальнику и тот устроил бригадиру экскаваторщиков нехилый такой втык, после которого у Петра Михайловича пару дней задница болела.
Работал он на экскаваторе-канавокопателе — и за три месяца прокопал им траншею аж в девяносто километров длиной. Это если от Иртыша смотреть, а если еще и с боковыми отводами считать, то далеко за сотню выйдет. Другие, не МТС-овские, бригады в эту траншею укладывали здоровенные глиняные трубы (для их перевозки прямо вдоль канавы узкоколейку проложили) — и получился такой огромный водопровод. В окончании которого Петька Раздобудько теперь копал очень немаленький пруд. Не сам копал, там ребята из его бригады, которые на ковшовых экскаваторах работали, землю рыли — ну а он этой работой руководил. И занимался ремонтом того, что на МТС ломалось — а ломалось там очень много чего: все же землю ворочать, причем такую, что не каждый трактор ее вспахать сможет, было не только людям, но и технике не очень-то и просто.