Сенатский секретарь
Шрифт:
– Указ приказывали переписать в двух видах и еще другие бумаги… – прошептал Поздняк, подавая указ и копии.
Руки его задрожали… Трощинский удивленно взглянул на него и сказал мягче:
– Беды особой нет. И вины особой нет! Вот впредь того не делай и не получишь замечания.
Трощинский принял бумаги и стал проглядывать копии с указа.
– Хорошо… Красиво ты пишешь. Просто рисуешь. Ну, а указа не измарал?
– Никак нет-с… – едва слышно вымолвил Поздняк.
Трощинский осмотрел обе страницы императорского указа и указал на край листа, где была маленькая чернильная крапинка
– Гляди… Капнул…
Поздняк молчал. Он сам не заметил этой черной точки… А кто ее сделал? – сама государыня.
– Что делать? Все это от твоего жениховского положения… – усмехнулся Трощинский. – Ну, бери. Тут все пустые бумаги. Можешь взять отпуск на неделю ради свадьбы. Гуляй. Отгуляешься – явись на службу и служи по-прежнему… Ну, ступай…
Поздняк не помня себя вышел из кабинета начальства. Он не шел. Его будто какая-то невидимая сила подняла и понесла по Сенату…
Гроза совсем, совсем миновала! Поздняк вернулся к своему столу и, не имея возможности сдержать в себе радость и счастье, стал болтать с двумя секретарями.
Не прошло десяти минут, как в горницу вбежал тот же солдат и, запыхавшись не столько от бежанья, сколько от перепуга, закричал Поздняку не своим голосом:
– Вас! Вас! Скорее…
Поздняк переменился в лице и задохнулся. Он двинулся за солдатом и сам себя спросил раза три:
– Чего я струсил?
Войдя в кабинет начальника, Поздняк сразу лишился со страху способности мыслить и соображать.
Трощинский ходил взад и вперед по горнице быстрыми шагами…
А этого никогда не бывало с ним.
Лицо его было искажено волнением и гневом.
Такого выражения лица Поздняк никогда не видал у него.
Молча начальник приблизился…
– Это невероятно! Это неслыханно! Этого на Руси спокон веку, со времен варягов не бывало… – заговорил Трощинский глухим голосом и нагибаясь к секретарю, как бы ради того, что поверяет ему страшную тайну.
– За это повесить мало… Голову отрубить мало! Четвертовать…
Трощинский задохнулся и затем уже громко выкрикнул:
– Отвечай!..
– Не… не могу знать-с… – прошептал Поздняк…
– Отвечай! Говори… Признавайся! Я знаю… Я под присягу пойду… Я не ошибаюсь… Говори! С лица земли сотру!.. Будешь ты говорить?!
– Что прикажете… – поперхнулся Поздняк.
– Указ подложный! Указ не тот! Указ другой! Ты не был два дня на службе. Где пропадал? Где указ? Потерял! И сам подпись монархини… Сам… Подложно… Ах ты!.. Ах!..
Трощинский задохся от собственного крика и взял себя за голову…
– И это у меня! У меня! Мой домашний секретарь! Что скажет граф, когда вернется из Молдавии? Каково я людей себе выбираю… Зарезал!
Трощинский кликнул солдата и велел послать к себе экзекутора.
Поздняк стоял у самой стены, готовый прислониться к ней, так как ноги под ним подкашивались. Голова холодела, и пред ним двигались в горнице целых трое Дмитриев Прокофьевичей…
– Царица простила, а он погубит!.. – шептал будто кто-то ему на ухо.
И сквозь какой-то туман, сквозь какой-то шум, даже грохот, Поздняк глядел на Трощинского и появившегося экзекутора и слышал:
– Пометку свою карандашом я потом стер хлебом, но остался значок, А теперь, глядите на свет – ничего нет. Это раз! Здесь в последней строке была козявка с усами… Черт! Не козявка, а крючочек у буквы «рцы». Его нет. Это два! А чернила? У государыни аглицкие чернила, черные, густые… У нас простые, серые, бледные… Глядите! Вот еще два нынешние указа… Глядите подпись государыни. И глядите эту… Какие это чернила? Наши, сенатские! Это три!.. Да-с. Вот что у нас произошло! Опозорил негодяй весь Сенат. Я ему голову сниму… Прикажите написать доклад… Как я с ним к государыне пойду, и сам не знаю… Дожил до сраму!.. Мой секретарь личный.
И затем через несколько мгновений Поздняк услыхал снова голос Трощинского:
– Прикажите его арестовать. Пока здесь при Адмиралтействе на гауптвахте… А завтра и в крепость.
Поздняка кто-то взял за локоть, он двинулся и пошел…
Всюду, где он проходил, все чиновники толпились кругом него и испуганно заглядывали ему в лицо.
– Молодец Поздняк!.. – выкрикнул кто-то. – С учреждения Сената таких мерзавцев не бывало у нас! Нас всех осрамил! Мошенники за подложные подписи на векселях в Сибирь идут. Что же с эдаким гусем сделать, который под руку царицы подписался?
– Неправда! Неправда!.. – вскрикнул Поздняк, и слезы досады и обиды выступили у него на глазах.
Слова Поздняка подействовали на многих. Слишком много чувства правды сказалось в звуке его голоса.
Но в ту же минуту вбежал какой-то молоденький чиновник чуть ли не вприпрыжку и крикнул весело:
– Нашел! Нашел! На квартире разыскал! Разорван указ-то… Настоящий-то! Разорван надвое!..
Поздняк ахнул и пошатнулся как от удара. Между тем молоденький чиновник радостно и весело объяснял собравшимся в кучу чиновникам, что, отправившись на квартиру Поздняка по приказанию Трощинского с обыском, он нашел подлинный царский указ в двух клочках и доставил их.
– Дмитрий Прокофьевич обещал меня наградить за успешный обыск… – закончил он, почти приплясывая от радости.
VIII
В сумерки на гауптвахту пред Адмиралтейством был приведен сенатский чиновник и посажен под арест. Поздняк был несколько спокойнее. Он немного пришел в себя и обдумал свое положение. Он считал себя виноватым – пред царицей. Поэтому она, быть может, не захочет его спасти от строгого начальника. Он никому не сказал об ее милости к нему, но он имел неразумие сохранить изорванный указ. А эти два клочка выдали его теперь головой и обнаружат все дело, как оно было…
«Потрафилось все так, как если бы я проболтался, рассказал все всем… – думал Поздняк. – Я выдал тайну! А царица велела держать ее крепко».
Что будет с ним, Поздняк никак не мог себе представить. Ему казалось, что государыня непременно разгневается за то, что все дело огласилось, и не захочет вновь спасти его от суда и наказания.
Ввечеру около гауптвахты появилась молодая женщина и долго бродила по площади и около здания. Наконец, решившись, она приблизилась и обратилась к солдатам с просьбой сказать об ней караульному офицеру. Офицер вышел. Женщина, плача, стала просить его допустить ее видеться с арестованным чиновником.