Сьенфуэгос
Шрифт:
— Когда мы будем лежать, вперив взгляд в небеса и с торчащим из сердца копьем, то все потеряем одно и то же, Кошак: жизнь. Это единственное, что на самом деле нам принадлежит.
13
Однажды душным и жарким августовским днем старик Стружка ворвался в хижину мастера Бенито из Толедо, которого застал храпящим прямо на столе. Стружка принялся отчаянно трясти оружейника, пока тот не открыл усталые глаза.
— Просыпайся, Бени! — велел Стружка. — Найди Гуанче и ждите меня на кладбище через полчаса.
— Зачем? — прорычал оружейник хриплым со сна голосом. — Какого черта?
— Сейчас не время для вопросов, поторопись! Это очень важно, — он уже направился к выходу, но на пороге обернулся и добавил: — И постарайтесь, чтобы вас никто не видел.
С этими словами старик исчез, как будто растворился в воздухе, а толедцу стоило немалых усилий снова не улечься на столе и не заснуть сладким сном. В конце концов он все же заставил себя подняться и направился в хижину Синалинги, где нашел Сьенфуэгоса и попросил сопровождать его на встречу с плотником.
— Зачем? — задал пастух все тот же вопрос.
— Понятия не имею, но если Стружка говорит, что это важно — значит, так оно и есть.
Несколько минут спустя они встретились со старым плотником на скрытом от людских глаз кладбище, где покоились Сальватьерра, Симон Агирре и Гавилан, а потом незаметно двинулись на северо-восток.
В какой-то момент им пришлось спрятаться в зарослях, чтобы пропустить дюжину вооруженных туземцев, направляющихся в селение Гуакарани. Затем они свернули на тропинку, петляющую между скал, которая привела их в маленькую закрытую бухточку, почти лагуну, с очень чистой водой.
Старик резко свистнул.
Вскоре ветви ближайших кустов всколыхнулись, открыв вход в пещеру, находящуюся почти у самой кромки моря, и оттуда высунулась лохматая голова Немого Кико, губы которого тут же растянулись в идиотской улыбке.
Они вошли, внутрь, и немой снова закрыл вход в пещеру ветками. Когда глаза привыкли к темноте после яркого дневного света, канарец не смог сдержать короткого возгласа:
— Черт! Это еще что?
Кандидо Рыжий, один из конопатчиков «Галантной Марии», помешивал что-то в котле над костром; от варева исходил кислый запах, от которого тут же защипало в носу. Кандидо поднял голову и насмешливо посмотрел на гостей:
— А ты что, сам не видишь? Корабль.
Это и в самом деле был корабль — около восьми метров длиной, он заполнил почти всю пещеру, и, хотя, безусловно, был весьма грубо сколочен из подручных средств, но все же выглядел крепким и надежным, с толстыми бортами из широких досок, пропитанных дегтем и рыбьим жиром.
— Вот это да! — воскликнул толедец, обходя вокруг корабля и придирчиво осматривая каждую деталь. Теперь понимаю, почему я никогда не видел вас в форте. И давно вы его строите?
— Почти два месяца, — ответил старик Стружка. — Вообще-то это детище Лукаса, он прятал его здесь. Собирался сбежать, прихватив с собой ту шлюшку, а когда его повесили, нам показалось неплохой идеей закончить работу. — Он немного помолчал и добавил: — Пять-шесть человек вполне смогут добраться до Испании на корабле вроде этого.
— Испания слишком далеко.
— Зато Каноабо слишком близко.
Оружейник пристально посмотрел на троих моряков, которые, казалось, ждали его одобрения, и спросил:
— Но почему именно мы?
— Ты — потому что мой друг и сможешь помочь с материалами, которых нам не хватает. А этот — потому что он силен, умеет работать и не станет бунтовать, — улыбнулся Стружка. — К тому же, если исключить людей Кошака, выбирать особо не из кого.
— Ну что ж, понимаю, — согласился мастер Бенито. — Вот только никто из нас не умеет управлять кораблем. Нам нужен капитан.
— У нас есть три возможных кандидата. Только мы не слишком им доверяем, а потому предпочитаем просто поставить перед фактом, когда им не останется другого выбора: либо выйти с нами в море, либо умереть.
— Так значит, ты тоже считаешь, что для нас все кончено?
— Только такой слепец, как Кошак, может этого не видеть. Это лишь вопрос времени.
— И сколько у нас времени?
Кандидо Рыжий на мгновение оторвался от работы и повернулся к задавшему вопрос Сьенфуэгосу.
— Тебе лучше знать, Гуанче. У тебя с ними полное взаимопонимание, а Синалинга от тебя без ума, — он помолчал. — Если хочешь, мы возьмем ее с собой, но нужно запастись едой в дорогу. Путь будет долгим.
— Она ждет ребенка, — признался Сьенфуэгос.
— Мы это заметили, но это будет не первый младенец, который родится в море, — пристально посмотрел ему в глаза корабел. — Ты в самом деле не знаешь, когда они собираются напасть?
— Я не знаю, собираются ли они вообще нападать. Наши бомбарды и аркебузы ввергают их в трепет, и мне порой кажется, что они хотят лишь напугать нас, чтобы заставить уйти. Они знают, что открытая борьба будет стоить им слишком многих жизней, да и вообще они мирные люди.
— И Каноабо тоже?
— Трудно сказать. Возможно, Гуакарани использует его, чтобы разыграть перед нами комедию, или же попросту тянет время, чтобы не сделать неверных шагов, — пожал плечами Сьенфуэгос. — В конце концов, как я могу знать, что у него в голове? Порой мне даже трудно понять, о чем думает Синалинга.
— Как бы то ни было, — решил подвести итог Стружка, — сейчас нам лучше вернуться домой. — С этими словами он повернулся к толедцу. — Так ты плывешь с нами?
На миг тот задумался, но потом кивнул и равнодушно пожал плечами.
— Дома меня никто не ждет, но я все же поплыву.
Следующий вопрос был адресован Сьенфуэгосу:
— А ты что скажешь?
— Если дашь слово доставить меня в Севилью, то я подумаю.
— В Севилью? Какая на хрен Севилья? — вмешался грубый конопатчик. — При чем тут Севилья, мать твою? Мы поплывем туда, куда ветер дует, хватит и того, что мы берем вас с собой. Не жирно ли будет? — с этими словами он в ярости повернулся к Стружке. — Я предупреждал, что этот дерьмовый гуанче доставит нам хлопот.