Сьенфуэгос
Шрифт:
Королевский вестовой хотел было вытащил шпагу из ножен, но угрожающий ропот со стороны моряков заставил его задуматься, и рука лишь скользнула по эфесу. Тем временем дон Диего де Арана поспешил вмешаться.
— Успокойтесь! — проревел губернатор. — Не время спорить, нужно забыть старые обиды. Я согласен — если мы заставим дикарей приблизиться, то я прощу Лукаса, и мы попробуем их потопить.
— Есть только один способ заставить их подойти ближе, — сказал канарец. — Предложить приманку.
— Какую еще приманку?
— Меня.
— Тебя? — удивился оружейник. — Свихнулся что ли?
— Чуть было не свихнулся в тот день, но сейчас вполне в своем уме, — он махнул рукой в сторону дикарей. — Они меня знают, знают, что я убил одного из них, а другой разбился, пытаясь меня поймать, — он помолчал. — Если меня отведут на берег связанным и оставят там, дикари решит, что меня приносят в жертву, лишь бы остальных оставили в покое. Голову даю на отсечение, они не смогут устоять перед соблазном и придут за мной.
— Неплохая мысль, — согласился Кошак.
— Именно так, — настаивал канарец.
— Уж больно опасно, — забеспокоился Бенито. — Ой, не нравится мне это. Совсем не нравится.
— Никакой опасности нет, — покачал головой Сьенфуэгос. — Как только они приблизятся на нужное расстояние, я со всех ног брошусь обратно. А вы что думаете, ваше превосходительство? — обратился он к губернатору.
Дон Диего немного поразмыслил и наконец слегка кивнул.
— Согласен, — ответил он. — Всё лучше, чем эта неизвестность. Приведите Лукаса.
— И он получит официальное прощение от имени короля? — решил удостовериться астуриец.
— Получит.
— Слово чести?
— Да хватит уже, рулевой! — нетерпеливо оборвал его губернатор. — Сказал же, он получил прощение, и хватит об этом. Приведите его. И поскорее!
Кошак махнул рукой одному из своих прихлебателей, и тот бросился в чащу, а через несколько минут вернулся вместе с пушкарем, которому предстояло сделать первый выстрел в таком непростом положении.
— Мастер Бенито прав, — признал Лукас. — Мы не достанем их, если они не переберутся через риф, да и то два первых выстрела я буду лишь пристреливаться. Нужно как можно быстрее перезарядить, пока они не успеют сбежать. Займись правой пушкой, — обратился он к оружейнику, — а я займусь левой, и да поможет нам Бог.
Пять минут спустя Кошак и старик Стружка выволокли на берег якобы связанного Сьенфуэгоса, который отчаянно вопил, кусался и брыкался; там они бросили его на песок на глазах у сидящих в лодке дикарей, после чего поспешно скрылись за частоколом, как будто и в самом деле до смерти боялись оставаться снаружи.
Канарец блестяще играл роль жертвы, не переставая барахтаться в попытках освободиться от пут, и испускал при этом вопли ужаса, рыдая и умоляя невидимых обитателей форта не подвергать его столь ужасной участи.
— Вот ведь артист! — восхитился Кошак. — Даже у меня по спине мурашки бегут.
Однако на карибов, похоже, это не произвело особого впечатления, поскольку они не сдвинулись с места и просто разглядывали жертву, хотя не упускали из виду и окрестности, словно предчувствовали угрозу.
Они снова продемонстрировали бесконечное терпение прирожденных охотников и прождали целых полчаса, прежде чем выступить. Они приближались к форту с такой медлительностью, шаг за шагом, что у его защитников чуть не сдали нервы.
Дикари походили на залегших а засаде крупных кошек или на огромную анаконду, слегка высунувшую голову из воды, и напрягли все мышцы и чувства, чтобы броситься прочь при малейшем признаке опасности, но в то же время явно ликовали при виде столь аппетитной добычи.
Разлегшись около бомбард, Лукас Неудачник не переставая делал какие-то расчеты, слегка передвигая лафеты, и даже не отвлекался на то, чтобы стереть пот со лба.
— Ну давайте, сукины дети! — беспокойно бормотал он. — Ближе, ближе!
Сьенфуэгос меж тем притворился, будто потерял сознание, подсматривая, тем не менее, одним глазом. В эту минуту он дал зарок, что, если все пройдет как надо, попросит первого же священника окрестить его и дать христианское имя.
— Месиас, — произнес он на полном серьезе. — Клянусь тебе, Господи, если я с твоей помощью сумею покарать этих дикарей, то приму крещение и возьму себе имя Месиас — в память о Черном. Молю тебя! Пожалуйста!
Десять метров, двадцать, пятьдесят, и наконец, карибы обогнули скалы и направились прямо к рыжему, который задержал дыхание и чуть не закричал от радости.
Лукас Неудачник стиснул в руках зажженный фитиль.
Люди молча молились.
Каннибал на носу каноэ поднял руку и остановил продвижение, он явно почуял опасность.
Трое его воинов бросились в воду и медленно поплыли к Сьенфуэгосу, чье сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
— Стреляй! — приказал губернатор Лукасу Неудачнику.
— Слишком далеко, — ответил тот.
— Стреляй, говорю!
— Подождите!
Дикари оказались плохими пловцами, продвигались медленно и с трудом, а их вождь, похоже, сообразил, что так они никогда не доберутся, и резким жестом велел гребцам приблизиться на несколько метров.
— Готов к выстрелу? — спросил Лукас.
— Готов! — отозвался Бенито.
— Тогда пли, мать твою!
Выстрелы прогремели почти одновременно, оглушив грохотом, тяжелые каменные ядра с шипением взвились в небо, пролетев по широкой дуге, одно из них размозжило голову пловцу, другое подняло в воздух столб воды за спиной последнего гребца.
Ошеломленные и перепуганные людоеды на минуту растерялись; двое пловцов попытались забраться в лодку, та покачнулась, едва не перевернувшись; это дало возможность обеим бомбардам снова выстрелить, пока лодка начала вращаться, оставляя круги на воде.