Сенная площадь
Шрифт:
Не ругаться же с ним, не для того пол-года ждала. Антонина взяла стопку, выпила. Ладно. Французская жизнь, так французская, хорошо хоть сорочку новую надела, нейлоновую. Сняла свое платье морской волны, а он: все снимай, тут тебе не ателье мод и не поликлиника. А сам еще наливает. Антонина хотела погасить лампочку, а он: еще чего? Дикость, - говорит, или может, ты у нас с браком? Не помню, чего у тебя там не хватает, вроде, всего полно и все на месте. Ну, что с ним поделаешь, - шутник!
В общем, она разделась, стоит, а что дальше - не знает.
Но Анатолий на кровать даже не посмотрел, сел
– Чего прячешься? Тело женщины, это, во-первых, красиво. В Русском музее была? И ты интересная, как Венера. А, я - смеется, - как этот... Ганнибал.
Может, со стыда или от волнения, а может потому, что со вчерашнего дня крошки во рту не было, Антонина сразу опьянела. И стало ей плевать, что сидит тут, как дура, голая, и что тело-то, уж не то, и что окна так и свищет. Весело ей сделалось и хорошо, потому что вот он, Анатолий, пришел все-таки, сам пришел, сидит, точно фон-барон, а на плечах веснушки, как у маленького...
– Толик, тебе не холодно? Я платок принесу.
– Иди ты с платком! Налей лучше! А потом погреемся.
...а плечи-то широкие, красивый до чего! Ну, прямо в точности Ганнибал или какой-нибудь Юлий Цезарь.
По-французски - так уж пускай на всю катушку! Антонина встала, прошла на каблучках через всю комнату и включила телевизор. Как раз показывали концерт артистов эстрады. И, черт с ним!
– достала из холодильника "маленькую" и пиво.
Еще выпили, за любовь. Антонина чувствует - опьянела, закусить надо, а не лезет кусок в горло да и все. А тут еще Майя Кристалинская как запоет: "Я давно уж не катаюсь, только саночки вожу", ничего, вроде, особенного, а у Антонины слезы.
– Толечка, миленький, я для тебя, что хочешь сделаю! Что скажешь, то и сделаю!
– Да не могу я с тобой расписаться, Тонька, пойми ты это, чудачка!
– Не надо мне. Зачем? Я и так для тебя - что хочешь... Я бы и стирала, и обшила, а денег - на что мне деньги, я сама зарабатываю, я бы у тебя зарплату не брала... и какой хочешь, можешь приходить, хоть и пьяный, хоть какой...
– Кончай реветь. Ты - баба хорошая, лучше Польки. Но расписываться это нет.
– Толик, я когда мимо ресторана "Чайка" прохожу, где мы с тобой тогда, так всегда плачу, как ненормальная...
– Я - мужчина... Поняла? Ты - баба, а я мужчина... И все... Еще керосин есть, нет?
– Меня все тут за последнюю, за не знаю кого считают, что я тогда так с Валериком... ты пойми, я же мать! Я ребенка своего люблю, ребенок не виноват... Но тебя я больше своей всей жизни!.. Если б ты заболел, я бы кровь дала...
– Это лимонад? Лимонад, да?! Не могла две поллитры взять, говорил ведь: жди!.. Я мужчина... бля... с-сука! И - все!.. Поняла?! Не распишусь. И - все!
– Толик, ты кушай, вон огурчики солененькие...
– Отстань! Сказал - от-стань!.. И все... Одну бутылку... Пожалела... сука... Я мужчина! Титьки развесила, корова... Я - мужчина, а ты - сука.. И все... И все...
– Толик, если что, я сбегаю, ты успокойся, миленький! Толенька!..
– Убери руки! Руки убери! Не трогай, б...! Убью суку! Убью!!!
– Толик! Не надо! Не надо! Прошу! Вот - на коленях прошу... Толечка! О-ой! Ногами - не надо! Толечка! Толечка-а!..
– Молчи, курва! Получила?.. Вставай! Разлеглась тут... сука! На тебе! На! Заткнись, убью! Заткнись!!!
Хорошо еще - в квартире никого не было, жиличка в гости ушла.
7
А Роза Львовна собирается на свидание.
Лазаря зачем волновать, ни слова вчера ему не сказала, хватит Парню и своей беды. Матери - все парень, а ему сорок лет, возраст, кстати, для мужчины самый опасный, если уж в этом возрасте случится инфаркт, то это очень и очень плохо. Говорят, беречь надо мужчин именно сейчас, следить, чтобы укрепляли сердечную мышцу, спортом занимались, легкой атлетикой, только судьба не спрашивает, сколько кому лет.
Каждому когда-нибудь достается настоящее страдание, вот и Лелику пришла очередь. В Горьком, в эвакуации, в самые страшные годы, был счастливым - маленький, ничего не понимал, мать рядом, а отцов тогда ни у кого не было. Голодать Роза Львовна ему не давала, не допустила, устроилась на макаронную фабрику, дали рабочую карточку, а по вечерам шила. Ведь смешно сказать: до войны ничего не умела, а заставила нужда, научилась и кроить, и шить, и вязать, даже подметки ставить.
А потом пошло легче: учился Лазарь хорошо, товарищи его любили, очень способный был мальчик и общительный. Не приняли в Университет - это, конечно, был удар, но он не растерялся, поступил в технический ВУЗ, хотя мечтал стать журналистом. Способный человек - всегда и везде способный, вот и в технике всего добился, кандидат наук, физик! Такая сама и так воспитала - не ныть, не жаловаться, что есть - есть, а чего нет - и не надо.
Любой пример: разве кто-нибудь в семье, она или Лелик, сказал одно слово, что нет у Фиры детей? Вообще никогда Лазарь не пожаловался на жену, молодец, но и Роза Львовна ни разу себе не позволила; они друг друга нашли, им и жить...
...Как она могла бросить Лазаря, чем он ей не угодил? Не рахмонес, просто выдержанный и тактичный. Не слишком красивый? В мужчине не красота главное, и пятнадцать лет назад Фира это понимала.
Любовь... Сердцу не прикажешь, и, хоть этот Петухов ничем не лучше Лелика, а гораздо хуже, что тут поделаешь, когда любовь? А что у Фиры любовь, это давно заметила Роза Львовна, видела вся обмирая, как та ничего не ест за обедом, отвечает невпопад и точно прислушивается к чему-то, что одна она только слышит. То ни с того, ни с сего вся вспыхнет, то улыбнется. А глаза! Какие у нее были глаза, боже ты мой! Я сперва даже подумала, что Фирочка в положении, но тогда она была бы мягче, ласковее с мужем...
Лазарь ничего не рассказал матери о том вечере, когда Фирочка оставила их дом. Сама Роза Львовна ушла тогда в начале разговора, не хотела мешать, может быть, неумно поступила. А потом Лелик только и сказал: "Мы с Фирой решили разойтись". "Мы". И - больше ни звука об этом, а в душу лезть - не в характере Розы Львовны, не умеет.
А другие умеют. В доме всегда все известно, сперва смотрели т_а_к_и_м_и_ глазами; Антонина, на что уж распущенная женщина, и та: Розочка Львовна, Розочка Львовна, как же у вас, а? А потом зашла Наталья Ивановна Копейкина да все и выложила - про Петухова, про Израиль, про несчастную Танечку.