Сент Ив
Шрифт:
Начиная от Данстейбла подобные впечатления сыпались на меня чем дальше, тем пуще. Мало с чем можно сравнить английские замки или, вернее, загородные поместья английских аристократов и даже дворян помельче, и нигде не встретишь такого подобострастия, как у окрестного простонародья. Хотя ехал я всего лишь в наемном фаэтоне, все здешние жители уже знали, куда я направляюсь, и женщины, завидев мой экипаж, низко приседали, а мужчины уважительно кланялись. Когда я подъехал ближе, мне стало понятнее, чем вызвана эта всеобщая почтительность. От стены, окружавшей дядин парк, даже со стороны веяло царственным великолепием; а когда я увидел самый дом, меня обуяло своего рода тщеславие, гордость за дядю, и я буквально онемел и не мог
— Виконт Энн де Сент-Ив, — ответил я на вопрос слуги; тут он склонился еще ниже, отступил в сторону, и я оказался перед поистине грозным ликом дворецкого. На своем веку я повидал немало сановников, но всем им было далеко до сей замечательной личности, которая удостаивала отзываться на непритязательное имя Доусон. От него я узнал, что дядюшка совсем плох, доктор неотлучно находится при нем, с часу на час ждут мистера Роумена и нынче утром послали за моим кузеном, виконтом де Сент-Ивом.
— А что с ним, внезапный удар? — спросил я.
Нет, этого он бы не сказал. Постепенное угасание, сэр, но вчера его сиятельству и вправду внезапно стало много хуже, и он послал за мистером Роуменом, а несколько позднее дворецкий взял на себя смелость известить и виконта.
— Мне кажется, милорд, — прибавил он, — что пришел час, когда всей семье следует собраться вместе.
На словах, но отнюдь не в сердце своем я с ним согласился. Мне стало совершенно ясно, что Доусон печется об интересах моего кузена.
— Когда я могу надеяться увидеть графа, моего двоюродного деда? — спросил я.
Ввечеру — был ответ; а пока он проводит меня в мою комнату, которая уже давно меня дожидается, и, если мое сиятельство ничего не имеет против, через час нам с доктором подадут обед.
Мое сиятельство решительно ничего не имело против.
— Но в дороге со мною произошел досадный случай, — сказал я. — По несчастью, я лишился всего своего багажа, и у меня нет ничего, кроме того, что на мне. Ежели доктор строго придерживается светского обихода, я, право, даже не знаю, как быть, у меня нет никакой возможности явиться к столу в подобающем виде.
Дворецкий совершенно меня успокоил.
— Мы уже давно вас ожидаем, и все для вас готово, — сказал он.
Так оно и оказалось. Для меня была приготовлена комната внушительных размеров; в окна с частым переплетом проникали последние отблески зимнего заката и смешивались с игрою жаркого пламени в камине; постель была постлана, фрак и прочее платье проветривалось перед огнем, и из дальнего угла комнаты навстречу мне, искательно и робко улыбаясь, выступил слуга, совсем еще юнец. Мечта, которая издавна жила во мне, казалось, наконец-то исполнилась. Все было так, словно я лишь накануне покинул этот дом и эту комнату; я воротился домой и впервые в жизни понял силу слов «родной дом» и «добро пожаловать».
— Все ли здесь гак, как вы бы желали, сэр? — спросил мистер Доусон. — А это Роули, он в полном вашем распоряжении. Он еще не то чтобы совсем обученный камердинер, но мусью Поуль, лакей господина виконта, преподал ему кой-какие уроки, и есть надежда, что из него выйдет толк. Коли вам что понадобится, сэр, вы только извольте приказать Роули, а я почту долгом приглядеть, чтобы все исполнено было самолучшим образом.
Изрекши
— Вот что, Роули, — заговорил я, еще не решаясь вверить себя столь неопытному командиру. — Надежное ли это дело? Ты хорошо владеешь своим оружием?
— Да, милорд, — отвечал он. — Уверяю вас, ваше сиятельство, можете на меня положиться.
— Прошу прощения, мистер Роули, но для краткости не называй меня, пожалуйста, вашим сиятельством, когда мы с тобою наедине, — сказал я. — Говори просто мистер Энн, этого вполне достаточно. Так принято у меня на родине, и, я полагаю, тебе это известно.
Он поглядел на меня озадаченно.
— Но ведь вы такой же виконт, как виконт мистера Поуля, разве нет? — спросил он.
— Как виконт мистера Поуля? — со смехом повторил я. — Можешь быть совершенно спокоен, йиконт мистера Роули "и в чем ему не уступит. Но, видишь ли, так как я происхожу от младшей ветви, я прибавляю к титулу свое имя. Ален — виконт, а я — виконт Энн. И, называя меня мистер Энн, ты нисколько не погрешишь против этикета.
— Как прикажете, мистер Энн, — послушно отвечал юноша. — А вот насчет бритья, сэр, будьте благонадежны и ничего не опасайтесь. Мистер Поуль говорит, я очень к этому делу способный.
— Мистер Поуль? — повторил я. — По-моему, это совсем не французское имя.
— Нет, не французское, сэр, конечно, нет, милорд, — в порыве откровенности отвечал мой слуга. — Конечно же, — нет, мистер Энн, никакое оно не французское. По-настоящему-то его уж, верно, зовут мистер Поул.
— Стало быть, мистер Поуль — камердинер виконта?
— Да, мистер Энн, — отвечал он. — У него тяжелая должность, очень тяжелая. Виконт уж больно привередливый господин. Вы, по-моему, не такой, мистер Энн, — прибавил он, доверительно улыбаясь мне в зеркале.
Роули можно было дать лет шестнадцать; был он строен, лицо имел приятное, веселое, осыпанное веснушками, а в глазах у него плясали задорные огоньки. Глядел этот плут и робко-просительно и восхищенно — выражение, которое сразу показалось мне знакомым. Я вспомнил свое отрочество, вспомнил свои страстные, давно миновавшие восторги и предметы этих восторгов, давно развенчанные или покончившие счеты с нашим миром. Помню, как жаждал я всякий раз служить очередному обожаемому мною герою, как говорил себе, что рад бы пойти за него на смерть, и насколько значительней и прекрасней они мне казались, чем были на самом деле. И сейчас, глядя в зеркало на лицо Роули, я словно улавливал в нем чуть приметное отражение, отблеск того света, которым озарена была моя юность. Я всегда утверждал (отчасти наперекор своим друзьям), что прежде всего я человек бережливый и, уж конечно, нипочем не расстанусь с такой великой ценностью, как мальчишеское преклонение.