Сентиментальный убийца
Шрифт:
— То, что должен делать каждый из нас, — холодно ответил он и одной рукой обнял меня за плечи. — То, что должен делать каждый из нас. И ни на йоту не отклоняться и не давать волю чувствам. А после двадцать шестого… после двадцать шестого мы и поговорим. Хорошо, Женечка?
Я глотнула воздуха, словно только что вынырнула из воды, и в тон ему ответила:
— Хорошо, Алеша.
Он кивнул.
— Только… скажи мне. Когда ты увидел меня впервые? Не на дне рождения Головина?
— Я не знаю никакого Головина.
— А когда же ты увидел меня впервые?
— В тот день, когда я сюда
— Но… значит, это не ты взорвал «Линкольн» Турунтаева там, около ночного клуба «Габриэль»?
— Я никогда не был возле ночного клуба «Габриэль». И тем более не взрывал турунтаевского «Линкольна». Это тот, под которым ты увидела взрывное устройство?
— Да.
Он криво усмехнулся:
— Если бы в тот раз работал я, то ты никогда не обнаружила бы этого устройства. И не успела бы спасти жизнь кандидата в губернаторы. Ну что… звони своим работодателям. Я пока снова превращусь в старушку.
— А когда ты перестанешь ею быть?
Он бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся. И я поняла: только после двадцать шестого.
Глава 9 Судилище
— Иосиф Соломонович? Вы у Геннадия Иваныча? Да, это я. Иосиф Соломонович, есть одна проблема…
Через несколько минут в квартиру дяди Пети вошло несколько человек. Среди них были Блюменталь и Турунтаев. Увидев последнего, я сказала:
— Геннадий Иванович, я полагала, что вы останетесь дома. Зачем рисковать собой?
И я покосилась на Орловского, который уже тихо дремал в своей инвалидной коляске.
— В чем тут дело? — не обращая внимания на мое замечание, спросил Турунтаев. — Кто эти люди?
— Эти люди — бывшие работники охранного агентства «Арес», принадлежащего небезызвестному нам Острецкому.
— Острецкий? — недоуменно переспросил Турунтаев. — Вот тварь. И название какое идиотское… «Арест». Причем тут арест, если это охранное агентство, а не Народный комиссариат внутренних дел.
Еще и острит.
— Не «Арест», а «Арес», — сказала я. — Это древнегреческий бог войны.
— Там же был Марс.
— Сникерс… — проворчал Блюменталь. — Марс — это его римский аналог. И вообще, Геннадий Иванович, вы что-то не в меру словоохотливы. Эта бабуся и есть Вера Михайловна, родственница алкоголика Гольцева?
Гольцев — такова была фамилия дяди Пети.
— Да, она, — ответила я. — И думаю, Иосиф Соломонович, что нам нужно идти отсюда. Она уже старенькая, и не надо ее беспокоить.
Сидящий у стены Вован, потирающий сильно ушибленную и слабо кровоточащую голову, при моих словах скривился — вероятно, вспомнил, как его швырнула о стену эта «старенькая», но ничего не сказал.
— Вы правы, Евгения Максимовна, — сказал Турунтаев и скомандовал своим охранникам: — В машину их, ребята.
— Куда их? — поинтересовался Блюменталь.
— А черт его знает. Домой тащить, откровенно говоря, не хочется.
— Я сегодня собирался выехать из города, — вкрадчиво произнес Блюменталь. — На природу. Шашлыки там и все такое…
— Ты имеешь в виду свой загородный дом в Шумейке, Иосиф Соломонович? Только оно… это самое… на дачу — не далековато
— Двадцать километров-то? Ничего, нормально. Не домой же их тащить. А по тому, что мне сказали о них, разговор будет серьезный. Не правда ли, Евгения Максимовна? Я верно истолковал ваши слова по телефону?
— Думаю, что эти ребята могут рассказать много чего интересного, — сказала я. — По крайней мере, таких совпадений просто так не бывает: уверена, что эти ублюдки могут помочь нам выйти на заказчиков того нападения… вы меня понимаете, Геннадий Иванович?
Дорога до дачи, вернее, загородного дома Иосифа Соломоновича Блюменталя, заняла не больше пятнадцати минут: ехали на четвертой скорости.
Дача Блюменталя в самом деле больше соответствовала определению «загородный дом», данному ей Турунтаевым. Это было довольно внушительное двухэтажное строение, без обычных вычурных архитектурных излишеств, массивное, с блестящей оцинкованной крышей. Охраны на нем не было в связи с отсутствием самого хозяина, обнаружились только трое каких-то неопознанных личностей, жаривших шашлык по старому дедовскому методу в мангале и коптивших рыбу еще более древним способом — в металлическом ящике.
Запахи шли просто потрясающие.
Но как только турунтаевский кортеж въехал на территорию, огороженную высоким каменным забором, несколько телохранителей немедленно перекрыли все подъезды, а два автоматчика залезли на вышку перед воротами и включили прожектор, миновать клин света которого не могла ни одна подъезжающая к воротам машина.
Мы расположились в гостиной на нижнем этаже. Подали шашлыки, свежие помидоры и грузинское вино. Ужин, по всей видимости, подадут несколько позже.
— Располагайтесь, будьте как дома, — проговорил Иосиф Соломонович. — Как вам у меня нравится, Евгения Максимовна? Ничего?
Мы сидели в гостиной втроем: Турунтаев, Блюменталь и я. Говорили о пустяках, ели шашлык и пили вино, но у каждого в глазах подспудно тлела глухая тревога: а вдруг?..
А вдруг узнаем что-то существенное?
Только вот по-разному выражалась эта тревога.
Турунтаев старался казаться спокойным, но то и дело смотрел на Иосифа Соломоновича, словно пытаясь найти в его лице поддержку. Но непроницаемая бесстрастность сковывала несколько оплывшие черты лица руководителя его избирательного штаба. Он сосредоточенно пережевывал ароматные кусочки мяса и время от времени нарушал напряженную тишину короткими фразочками.
Впрочем, вскоре сытость и легкое опьянение стерли это напряжение: Геннадий Иванович расслабленно развалился в кресле и приказал, не прекращая при этом ковыряться в зубах зубочисткой:
— Ну… давайте сюда этих архангелов, что ли.
— Надеюсь, им уже разъяснили в максимально доступной форме, что кормить нас баснями — это расстраивать пищеварение, причем себе самим, — с довольно зловещим видом отозвался Блюменталь.
Охранники ввели Вована и Михаила. Вид у них был довольно жалкий, и с тех пор, как я видела их час назад, вид их стремительно ухудшился. Хотя и тогда — после разговора по душам с «Верой Михайловной» — они походили на боксеров после пары-тройки раундов в высшей степени неудачно сложившегося боя.