Сентрал-парк

Мюссо Гийом

— Мне-то какая польза?! Мне?! Мне?!

Он крепко схватил меня за запястья большими сильными руками.

— А теперь успокойтесь! — властно приказал он. — Мы проделали все это только для того, чтобы вам помочь.

Подул ветер. Я вздрогнула. Действительно, я увлеклась дознанием и совершенно позабыла о болезни.

* * *

Нет, я не могла поверить, что в самом скором времени мне светит превратиться в овощ. Сегодня утром я мыслила так ясно, схватывала все так быстро. Стекла «Шелби» порадовали меня очень

лестным отражением: совсем не старая еще женщина, стройная, с правильными чертами лица, с пышными, развевающимися на ветру волосами. Но теперь-то я уже знала, как обманчива, как ненадежна наша внешность. Знала, что безжалостные бляшки того и гляди парализуют мои нейроны и мозг застынет, окостенеет. Знала, что дни мои сочтены.

— Вам необходимо пройти вторую часть операции, — так же твердо сказал Гэбриэл Кейн.

— Пустая трата времени! Я не верю в ваши трюки! Рекламная трескотня, чтобы ощипывать дурачков. Всем известно, что от Альцгеймера лекарства нет.

Голос доктора Кейна немного смягчился:

— И так, и не совсем так. Не знаю, что именно рассказали вам об этой операции. Зато прекрасно знаю, что наша клиника специализируется на электростимуляции памяти, и найденный нами метод приносит великолепные результаты.

Я стала прислушиваться к его словам. А он тоном профессора стал разъяснять:

— По тончайшим электродам постоянный сигнал в несколько вольт посылается в стратегические зоны мозга: в свод и лобные доли. Стимуляция производит микровибрацию, которая благотворно воздействует на гипоталамус. Спектр воздействия еще не выяснен до конца, но главная наша задача — улучшить деятельность нейронов — выполняется.

— Ваше лечение не устраняет болезнь.

— У многих пациентов наблюдается временное, но весьма значительное улучшение памяти и ориентации в пространстве.

— Временное! Как мило!

— Алиса! Я пытаюсь внушить вам одну простую вещь: отступать некуда! Да, к сожалению, мы имеем дело вовсе не с точной наукой. У некоторых пациентов, прошедших наше лечение, утраченные воспоминания воскресают, с другими ничего не происходит, и они продолжают, к несчастью, все глубже погружаться в темноту…

— Вот видите!

— Я вижу, что все непредсказуемо. Что болезнь может принять неожиданно бурный характер и повести к очень скорой смерти, а может стабилизироваться и тянуться годами. У молодого организма в случае, если болезнь захвачена на раннем этапе, есть возможности ее сдерживать. Это ваш случай, Алиса!

Я повторила для самой себя:

— Возможность сдерживать болезнь…

— Тормозить развитие болезни — значит выигрывать время! — резко бросал он. — Наука идет вперед, каждый день совершаются новые открытия. И можно надеяться, что…

— Ага, лет через тридцать…

— Может, через тридцать, а может, и завтра! Посмотрите, что происходит со СПИДом. В начале восьмидесятых получить диагноз СПИД означало смертный приговор. А затем появились зидовудин и тритерапия. И люди живут с этой болезнью больше тридцати лет…

Я опустила голову и с усталым безразличием сказала:

— У меня нет больше сил. Поэтому после первой операции у меня наступил кризис. Я решила вернуться во Францию, чтобы в последний раз повидаться с отцом и…

Он подошел ко мне и посмотрел прямо в глаза.

— И что? Пустить себе пулю в лоб?

Я не отвела глаз и насмешливо улыбнулась.

— Да, что-то вроде того. И что?

— Я считал вас мужественнее.

— Кто вы такой, чтобы говорить мне о мужестве?!

Он стоял ко мне совсем близко. Мы почти касались друг друга лбами. Мы были похожи на двух боксеров, которые начинают раунд.

— Вы зациклились на своей беде и не понимаете, какая великая удача выпала на вашу долю. У вас есть надежный друг, который оплатил ваше лечение, который использовал все свои связи, чтобы вас срочно включили в нашу программу. Может быть, вы не в курсе, но список желающих лечиться именно здесь очень велик. Люди стоят в очереди.

— Вот и прекрасно! Я освобождаю нужное место!

— Да, похоже, что вы этого места не заслуживаете!

Сама того не ожидая, я вдруг посмотрела доктору в глаза. И прочитала в них гнев, печаль, возмущение.

— Вы молоды. У вас характер бойца. Вы самая целеустремленная и упорная женщина из всех, каких я только встречал в жизни. Кому, как не вам, вступить в борьбу с болезнью?! Вы можете стать образцом, примером для других больных!

— Плевала я на примеры, Кейн! В этой игре мне не выиграть, так что оставим дурацкую болтовню.

Он взвился:

— И что?! Вы готовы без боя сложить оружие? Разумеется, так куда проще! Хотите покончить, не медля? Валяйте! Ваш рюкзак на переднем сиденье, и пистолет из него никто не доставал.

Кейн энергичным шагом направился к клинике.

Он меня провоцировал. Доводил до крайности! Он не знал, что не стоит подталкивать меня к этой дорожке. Я сама брела по ней вот уже много дней, едва удерживаясь, чтобы не сорваться в пропасть. Я открыла дверцу «Мустанга» и забрала рюкзачок. Расстегнула. «Глок» лежал на месте, так же как и мобильник. Батарея у мобильника почти разрядилась. Я машинально сунула мобильник в карман, потом проверила зарядник пистолета и сунула его себе за пояс.

Солнце медленно выползало на небо.

Я взглянула вдаль и зажмурилась, ослепнув от серебристого сверканья озера. Что там делает доктор, я не смотрела. Отошла от машины и двинулась по дорожке вдоль озера.

От озера веяло безмятежностью и покоем, оно было мощным и великолепным. Вблизи вода была прозрачной и казалась сине-бирюзовой.

Я все-таки обернулась. Кейн уже виделся силуэтом в конце аллеи. Достаточно далеко, чтобы помешать.

Я взяла «Глок» и глубоко вздохнула.

Внутри себя я чувствовала только пустоту и усталость. Скольжение вниз, которое началось много лет назад, подходило к концу.