Сенявин
Шрифт:
Израненная эскадра кое-как, словно б на брюхе, приползла восвояси. Докладывая в Черноморское правление о страшном бедствии, командующий почти восторженно отозвался о своем флаг-капитане: «Офицер испытанный и такой, каких я мало видал; его служба во время Несчастья была отменная».
В Севастополе Сенявин, едва переведя дух, собрался в дорогу. Войнович горестно писал Потемкину: «Посылаю нарочно капитан-лейтенанта Сенявина, находящегося при мне флаг-капитаном, дабы оный мог подробно обо всем вашей светлости донести».
—
Все для него окрасилось в черное. Автор «потемкинских деревень» увидел вокруг одних соавторов. Он сделался угрюм, вял, капризен. «Уйми ипохондрию», «не унывай», — взывала Екатерина. А он в ответ предлагал... оставить Крым.
— Что же будет и куда девать флот Севастопольский? — воскликнула Екатерина. — Ты нетерпелив, как пятилетний ребенок. — И она явила большую, нежели фельдмаршал, выдержку и сообразительность. — Проклятое оборонительное состояние, я его не люблю, ста-
– райся поскорее оборотить в наступательное; тогда тебе, да и всем легче будет.
«Бог бьет, а не турки» — с этим согласились бы и севастопольцы. Однако в отличие от светлейшего не увязли в «ипохондрии». За семь лет перебедовали семьдесят семь'бед. А теперь что ж? «Очистить Крым»? Эдакое тому легкой пушинкой, рассуждали моряки, кому пот глаза не ел, кто не дрожал в лихоманке, не обихо-живался на пустошах и не обживался на кораблях. «Турка зол и силен! — говорили они. — А ты, брат, упорствуй, мужествуй, пробьет час, турнешь турку».
Севастопольские артели, экипажи, команды не вяли в унынье, а поднимались спозаранку — дождь ли со снегом, вёдро ли, ветер иль затишье — да и брались за свою привычную работу, давно набившую твердые, чуть не в пятак, мозоли.
В кампанию восемьдесят восьмого года эскадрой по-прежнему командовал Марко Иванович, граф Войнович, авангардом — опять Ушаков Федор Федорович, а Дмитрий Николаевич Сенявин, как и в прошлый несчастливый год, — правой рукой командующего, флаг-капитаном.
Приспел срок. Помолились: «Ослаби, остави, про
сти, боже, прегрешения наша, вольная и невольная... Яже в мори управи. С путыпествующими спутыпе-ствуй». И пошли, пошли, пошли в кильватере друг за другом.
Искать пошли турецкий флот. Победу искать или смерть, славу или бесславие. Искали и обнаружили: сперва, как всегда бывает, означились, словно бы гряда кучевых облаков, паруса, полные ветром; затем, ближе, расчертили горизонт мачты; и вот уж все обрисовалось ясно в полуденной ясности. И с обеих сторон, на обеих эскадрах шевелят губами, торопливо загибая пальцы.
Что ж насчитали? Наши не радовались: одних линейных кораблей у врага семнадцать, а у них — два. Султанская эскадра превосходила Севастопольскую на тринадцать боевых единиц, а числом орудий — втрое.
Эскадры лавировали, отыскивая удобную позицию, прикидывая, как бы сподручнее загубить врага, хотя, казалось бы, при таком соотношении
И вот эскадры очутились близ крохотного — меньше квадратной версты — островка Фидониси (Змеиный), куда, по преданию, безутешная гречанка привезла некогда тело своего сына Ахилла, героя битв с троянцами.
Но командующему, графу Войновичу, не до мифов сейчас было; его реальность ужасала, он всплескивал руками: велик вражина, достанется нам на орехи. И молил командира авангардного отряда Федора Федоровича Ушакова: «Сожги, батюшка, проклятого».
Войнович, славянин из Триеста, восемнадцатый год состоял на русской службе. Марко Иванович, бесспорно, обладал личной отвагой, доказанной на эскадре, учинившей туркам знатный чесменский погром. Но есть храбрость исполнителя и храбрость приказывающего. Войнович не умел и не хотел брать на себя ответственность. А ведь по должности-то обязан был и уметь й хотеть.
Третьего июля 1788 года за полдень неприятель поймал наивыгодную позицию. Он был на ветре, то есть на той стороне, куда дул ветер. А наши были под ветром, то есть в стороне, противоположной той, в которую дул ветер. И турецкий флагман начал горячую игру. Вот ее хроника:
14 час. 00 мин. Двумя колоннами противник спускается к эскадре Войновича.
14 час. 05 мин. Первая колонна атакует русский авангард. Вторая — сковывает русский центр и арьергард.
Не дожидаясь приказания флагмана, Ушаков посылает передовые фрегаты своего отряда навстречу неприятелю.
14 час. 45 мин. Отражение атаки противника на русский авангард. Всеми силами своего отряда Ушаков переходит в контратаку. Корабли неприятельского авангарда отходят. Ушаковский линейный корабль «Св. Павел» вступает в бой с «Капуданией», флагманским кораблем турецкой эскадры, нанося ему тяжелые повреждения корпуса и рангоута.
16 час. 55 мин. «Капудания» прекращает бой и уходит на юг, увлекая за собою всю турецкую эскадру.
Ита::, «Крокодил морских сражений» бежал. Правда, неприятельский флот не был пущен ко дну. Зато не был допущен ни к Очакову, осада которого началась как раз в те июльские дни, ни к Севастополю, где опасались высадки десанта. И в этом «недопущении» состоял успех баталии близ острова Фидониси.
Хроника, приведенная выше, непреложно свидетельствует: победителем был Ушаков; Войнович остался непобежденным по милости Ушакова. Граф лишь отвечал противнику, а не задавал ему вопросы, защищался, а не нападал. Поздравляя младшего флагмана, старший воскликнул: «Мне все было видно!» То-то и оно: видно... Видел, как Ушаков дрался, но не подоспел на помощь, не ввязался в драку. И замахал кулаками лишь после драки: в донесениях Потемкину умалил заслугу Ушакова 7.