Сепаратисты
Шрифт:
Полковник Хоган поспешно расплатился с извозчиком из собственного кармана и кинулся следом. В отличие от патрона он не испытывал гнева и обиды, хотя все происходящее ему жутко не нравилось. Но не пренебрежение, вообще вся обстановка. Неизвестно заметил или нет губернатор, а его всерьез удивили закрытые магазины на проспекте и малое количество народа на улицах.
Неприятное ощущение усилились, когда в здание они прошли беспрепятственно и, минуя попадающиеся навстречу кучки офицеров, которым нечего было здесь делать в это время, прошли на третий этаж по широкой
Данн толкнул дверь в приемную. В упор не замечая отсутствия секретаря, прямиком проследовал к кабинету премьер-министра. Мысленно проклиная все на свете, лично губернатора, свою непроходимую глупость, заставляющую его держаться сзади за начальником, Хоган проследовал за ним. Его тянуло срочно потеряться и лучше всего уволочь Данна в противоположную сторону, но он не смел. Прекрасно понимал, как это будет выглядеть. Губернатор посмотрит с детским недоумением, пожмет плечами и продолжит путь, что ему не объясняй. Когда он закусывает удила, сладить с обычно выдержанным человеком, нет ни единого шанса.
В кабинете находилось два офицера. Один в чине майора, другой и вовсе капитан. Младший деловито копался в ящиках шкафа, извлекая оттуда какие-то бумаги и небрежно рассматривая их, бросал под ноги. Пол был усеян документами. Капитан с видимым удовольствием по ним без стеснения топтался.
Второй развалился на стуле, взгромоздив ноги на письменный стол, и с любопытством изучал потолок. Лепнина была неплоха, но представить себе подобную ситуацию и столь наглых армейцев Хоган раньше бы не смог. Тем более в открытую хлещущих. На столе красовалась початая бутылка и стакан.
Губернатор видимо также растерялся. Он застыл на пороге с открытым ртом и молчал.
— Как звать? — соизволил обратить на них внимание капитан.
— Я губернатор острова Патран Шили Данн, — наливаясь кровью заявил гость, — и желаю…
— Это я удачно присел, — обрадовано сказал офицер, садясь ровно, — тебя то нам и надо, — и, взяв со стола пистолет, без малейшего колебания выстрелил губернатору в голову. Тот рухнул без звука, продемонстрировав большую дыру между глаз.
Капитан довольно заржал, будто его товарищ рассказал замечательный анекдот.
— Вашу мать в Бога, — прохрипел Хоган, глядя на ползущий к его роскошным штиблетам ручеек черной при здешнем освещении крови.
Дальше из него, не первый год старательно культивирующего образ воспитанного и образованного дворянина, иного бы Данн возле себя не потерпел, полилась неудержимым потоком многолетняя служба в гарнизоне. Слов было не особо много, однако все в длинных и многокрасочных комбинациях.
Он и дальше бы там сидел, в капитанском звании, за неимением серьезной протекции, если бы не случайность. Всем в мире управляет песчинка и предугадать ее падение на весы удачи не под силу и гению — это было его твердое убеждение. Если бы не поломанное колесо и не понравившееся губернатору расторопность по исправлению кареты, он бы не жил так замечательно последние несколько лет и не стоял под дулом пистолета сегодня. Причем, не понимая ни причин, ни последствий поведения. Что кричать, я свой? Кому? Агентам иностранной разведки, террористам или сумасшедшим?
— Из наших будет, — удовлетворено заявил капитан, внимательно выслушав ругань. — В каком полку служил?
— Восьмой драгунский, — автоматически ответил Хоган. — Сейчас адъютантом состою при, — он посмотрел на тело и с трудом подавил тошноту.
— Отныне освобожден от службы, — заявил капитан и рассмеялся неприятным смехом.
Он еще и крепко выпил, дошло до бывшего адъютанта.
— Садись, — махнув пистолетом, разрешил майор и снова взгромоздил сапоги на столешницу, уставившись в потолок.
— Что происходит? — подойдя на негнущихся ногах и почти упав на стул для посетителей, спросил полковник. В ушах у него звенело.
— Влекомые патриотическим долгом мы не смогли в дальнейшем терпеть смуты и волнения, ик, — сообщил капитан, дыхнув ядреным запахом плохого алкоголя, явно не слинг патранский, — во многих местах королевства нашего, ик. Спеша пресечь волнения, от коих могут выйти глубокие неустроения и угроза цельности и единству нашей державы, — он замолчал и пожаловался, — забыл как там дальше.
— Неспособность государственной администрации адекватно реагировать на происходящее в государстве заставило армейское командование столичного округа принять меры, — подсказал второй.
— В прокламации не так написано, — обижено заявил капитан.
— Я объясняю наиболее понятным языком. Короче, майор…
— Полковник, — машинально поправил Хоган.
— Плевать. Нас ваши подозрительные действия вывели из себя. Не для того мы этих дикарей завоевывали, чтобы лобзаться с ними в их гнилые десны. Наш милостивый и победоносный государь в своей неимоверной благости и милосердии согласился даровать нечистым собакам мир, о котором они униженно просили его… Вот пусть и в дальнейшем просят, вылизывая ботинки, а не требуют. Отныне политика изменится. Мы сумеем настоять на своих требованиях. Частями гарнизона разоружены гвардейцы и полицейские подразделения Баллина. Заняты парламент, телеграф, арсенал и еще несколько важнейших точек. Премьер-министра…
— … всенепременейше отправим где ему место, ик. На встречу с Мраком и Холодом, под суд Бога Единного Неназываемого.
Его не арестовали? — поразился Хоган.
— И вместе с ним кучу всякого, — капитан выругался, — позорящих дворянский род отребья. Адмиралы, ик. Всех на штык!
Ой, подумал Хоган, наливая полный стакан и опрокидывая в горло одним махом. Столичный гарнизон сцепился с флотом и вряд ли поддержан другими частями. Сидят, не понять чем занимаются, вместо реальных действий и ждут у моря погоды. А король? Ой, мама, что ж теперь будет со мной!