Сэр Евгений. Дилогия

Тюрин Виктор Иванович

Сам Роберт Метерлинк никогда не чуждался знаний, к тому же сочетание тонкого ума, проницательности и развитой интуиции делали его весьма неординарным человеком, но даже он не смог понять, откуда у этого молодого человека знания, которые, скорее всего, могли принадлежать убеленному сединами старцу, всю жизнь просидевшему за книгами. География, медицина… Чтобы проверить мельком высказанные Томасом мысли, аббату пришлось пару раз усердно порыться в библиотеке. В одном случае он нашел подтверждение, а в другом… ничего не нашел. И это было особенно странным, так как он чувствовал, что высказанная мысль очень похожа на правду. Откуда подобные мысли могут появиться в голове человека, потерявшего память? Загадка. Тут же на память пришла их недавняя беседа о сущности человеческой души и причинах, толкающих людей на те, или иные, поступки. Аббат выразил свою точку зрения, сославшись на авторитеты блаженного Августина и Фомы Аквинского. Их слова звучали непререкаемо для людей этого времени: 'все, зримо свершающееся в этом мире, может быть учиняемо бесами'. И тут он услышал вопрос:

–

Это как понять: что бы ты ни сделал - все это может быть происками дьявола?

– Да. Можно и так сказать.

– А зачем пугать людей?

– Чем больше люди бояться - тем меньше грешат!

– А ведь на это дело можно посмотреть с другой стороны, господин аббат. Вдруг это не происки нечистой силы, а Божье провидение. Ведь кто кроме Господа нашего вправе судить - от него деяние или от Дьявола?

Аббат, было, дернулся с отповедью, что негоже глумиться над изречениями святых людей, чьи заветы веками правили умами людей, но только открыл рот, как до него дошла суть ответа.

'Извратил изречение… И в то же время как ловко подал его в новом виде. Ведь действительно можно и так сказать. Гм! Господи, прости грешные мысли, но ведь мы не ересь измышляем, а ищем истину. А вообще… странный ум у юноши. Словно мы вместе смотрим на одну и ту же вещь, а видит он ее по-другому. И вот опять этот взгляд…'.

Подобные высказывания отдавали ересью, но аббат хоть и занимал довольно высокое место в церковной иерархии, являлся апологетом новой веры и поэтому смотрел на мир более глубоко, чем позволяли церковные каноны. Наверно поэтому, Томас для него был не порождением дьявола, а человеком - загадкой. Слова Томаса к тому же были подтверждены новым письмом отца Бенедикта, которое привез гонец, посланный две недели тому назад аббатом в замок Фовершэмов. Ранение в голову, потеря человеческого облика, а затем… странное выздоровление. Впрочем, чудовищный шрам в области виска левой части головы молодого человека говорил сам за себя. Аббат перелистал все медицинские труды, которые хранились в библиотеке аббатства, где он пытался отыскать нечто похожее на этот случай, но ничего подобного так и не нашел. К тому же поведение и рассуждения молодого человека говорили о его нормальном уме, но при этом прямо заявляли о стертой памяти. Аббат, изучавший поведение Томаса на протяжении месяца, мог сказать совершенно точно, что этот парень действительно потерял память. К тому же тот не знал самых элементарных вещей и не мог ответить на самые простые вопросы и в тоже время делал такие логические умозаключения, что Метерлинк не мог не поражаться глубине его мысли. Можно было, конечно, предположить, что это искусный шпион, подосланный их врагами, но самая элементарная логика говорила, если бы аббата нашли и определили его как одного из высших иерархов в обществе Хранителей, то вместо того, чтобы засылать человека с такой сложной и запутанной историей, его бы просто похитили. Ведь до сих пор действия их врагов не отличались большой глубиной ума. Они действовали прямо, грубо и напористо, как таран при штурме ворот крепости.

К тому же молчала интуиция аббата, которой он привык доверять, как хорошей ищейке, способной учуять замаскированного врага на расстоянии. Не было в нем фальши, изобличающей двойственность человека, Метерлинк знал это точно, но при этом эсквайр являл собой непонятную загадку. Только это беспокоило его, но при этом, видя возможности и таланты юноши, аббат решил, что такого человека нельзя упускать, направив его храбрость и ум на служение их обществу. Именно поэтому Ричард Метерлинк, стоявший на предпоследней ступени в иерархии тайного общества Хранителей, созданной более семидесяти лет тому назад на основе ордена тамплиеров, решил отправить Томаса во Францию, в замок Ла-Бонапьер, их базу в Южной Франции. Именно там начинали свой путь новички.

'Не совершаю ли я ошибку, отправляя его… Может, надо было еще некоторое время понаблюдать за ним?'.

Сомнения не оставляли аббата, хотя в тоже время он понимал, что сделал все что мог. Еще он также понимал, что его сомнения были чисто профессиональными - своего рода привычка не доверять никому, выработанная за два с половиной десятка лет двойной жизни. Воротный засов, с тяжелым стуком, ставший на свое место, неожиданно прервал ход его мыслей. Аббат отошел от окна и сел в кресло. Он все еще был во власти мыслей, правда, направление их изменилось.

'Я был не намного старше Томаса, когда стал на этот путь… Что именно меня тогда подвигло… Хм. Сейчас, даже так и не скажу. Но принял веру сразу и теперь сам отправляю этим путем других… Защитник веры. Общество Хранителей. Созданное семьдесят пять лет тому назад, оно получило название 'общество хранителей истинной веры'. Сейчас немногие из вновь обращенных знают историю его создания. Впрочем, это так же относиться к ряду тайн нашего общества. Докажут свою пользу - получат часть истины. И это правильно. Незачем бередить неокрепшие умы идеями, для которых они не созрели. Может, они их вообще не воспримут. Были и такие случаи. Именно поэтому история создания общества Хранителей будет еще долгое время являться тайной для большинства членов, наравне с другими важными секретами. Только члены Совета посвящены…'.

Родившись

в недрах ордена тамплиеров, общество Хранителей, сумело пережить своего создателя и продолжило свое существование. После того как закончился процесс по делу ордена во Франции, был сожжен заживо последний Великий магистр Жак де Моле, а на тамплиеров других стран начались гонения, Хранители попытались затаиться, но это им не удалось. Их тайна все же просочилась из темных подвалов и застенков, где пытали и допрашивали тамплиеров, среди которых оказались и члены общества Хранителей. Немногое удалось узнать палачам об обществе, но и этого хватило, чтобы стать на след.

Именно они, отцы - инквизиторы, узнали часть тайны, во время судебного процесса по делу ордена тамплиеров, начало которому положило обвинение ордена французским королем Филиппом и папой Климентом в богохульстве и отречении от Христа, поклонении дьяволу и распутной жизни.

'Уже давно умерли король и Ногарэ, а их потомки, как псы, взявшие след, до сих пор, пытаются добраться до нас. Все им покоя не дают сокровища тамплиеров! Давно о них не было слышно, и вот теперь Томас принес весть. Дурную весть, говорящую о возможном предательстве в наших рядах, иначе я не могу понять, как они смогли выйти на виконта де Гора. А документ! Это просто чудо, что не попал в руки нашим врагам! Не иначе, как Господь на стороне своих рыцарей! Его десница указала путь Томасу в этот переулок, а затем привела ко мне! Хвала тебе, Господи! Ты тем самым показал, что не только следишь за каждым нашим шагом, но и по мере возможности оберегаешь нас! Мы не подведем тебя! Нанесем им такой удар, от которого они уже никогда не оправятся! На ближайшем совете надо решить этот вопрос! Не откладывая! Гм! Подожди-ка… Кажется,… я забыл о возможном предателе. Взять хотя бы документ, хранящийся у виконта. Он ведь давно отошел от всех дел, как могли на него выйти, если не знали… Гм! А если это просто случайность… и я слишком строг в своих подозрениях? Ведь это могло быть просто неосторожно сказанное слово, приведшее к подобным последствиям. Но документ! Они знали, что искать! И все равно не хочется верить, хотя поводы так думать, есть и без этого случая. Причем не среди рядовых членов общества, а среди нас, стоящих на самом верху, среди нас, людей, облеченных доверием и властью. Взять, хотя бы, смуту и разлад среди нас самих, в Высшем Совете. Вместо простого образа жизни замки некоторых братьев прямо ломятся от роскоши и богатства, а сами они все больше походят на сластолюбивых и эгоистичных властителей и их вассалов - властолюбивых герцогов и жадных баронов. Брат Фангор объяснил мне свою роскошную жизнь завесой, за которой он скрывает свою истинную деятельность. Так ли это? А брат Бако? Чуть ли не еженедельно меняет любовниц. Как мне недавно донесли: у него сейчас в любовницах две пятнадцатилетние сестры - близняшки. А ведь это именно тот человек, который в числе других братьев принимал меня в члены Совета! Господи! Укажи мне верный путь, ибо я на распутье! Ведь мы давно поняли, что власть подобно дурману - вызывает зависимость и медленно убивает в душе каждого, что есть в ней хорошего - и поэтому поднимали на высшие ступени только достойных, испытанных и проверенных временем людей, и вот теперь… Если уже такие люди… Или мы что-то упустили? Истинная вера и моральные ценности стали подменяться ценностями материальными, а душами людей все больше стал овладевать эгоизм и жадность. Это так… или я, приближаясь к старости, перестал… понимать? Укажи мне путь, Господи! Направь ум и деяния мои на благо твое!'.

Здесь, в средневековье, я как-то сразу потерял привычный счет времени. Если раньше понедельник ознаменовал собой начало трудовой недели, то конец недели - два выходных. Вторник и пятница - тренировки. Новый год, день рождения… Все эти дни и даты были для меня своеобразным ритмом жизни, которые перестали играть свою роль. Здесь же все было по-другому. Время я теперь считал по ударам колокола в расположенном поблизости монастыре, который звонил почти каждые три часа к службе. Полунощница - в полночь; хвалитны - в три часа ночи; час первый - в шесть часов утра; час третий - в девять часов; час шестой - в полдень, час девятый - в пятнадцать часов; вечерня - в восемнадцать часов и повечерие - в двадцать один час. Впрочем, эти часы далеко не всегда и везде были одинаковы; меняясь в зависимости от климата, времени года и усердия звонаря. Также к этому делу подходили летописцы и писатели: они так же не придерживались точных дат и хронологий, ограничиваясь общими формулировками: 'во времена правления короля Генриха' или '…в день Пятидесятницы'. Как я успел заметить, жизнь простого человека обычно напрямую связывалась с большими праздниками, такими как Рождество, Пасха, Вознесение, Пятидесятница, День всех святых и ярмарками, которые всегда были приурочены ко дню какого-нибудь высокопоставленного святого.

В этом я смог убедиться сам, когда к вечеру второго дня, дорога, ведшая нас по большей части через лес, неожиданно вывела нас на открытое пространство, через которое текла полноводная человеческая река, состоявшая из людей, всадников, возов и телег. Я даже как-то сразу и не сообразил, что мы выехали к большому торговому тракту.

'И куда это они такой толпой? Переселение народов?'.

Но спрашивать мне не пришлось.

– Видно в близлежащем городе завтра состоится ярмарка, - прокомментировал происходящее Джеффри.