Сэр Найджел(изд.1992)
Шрифт:
— Подумай еще, мой прекрасный возлюбленный, и не считай себя связанным теми словами, которые ты произнес. Пусть они будут как ветерок, который приласкал наши лица и унесся дальше. Твоя душа жаждет чести. К ней устремлялась она всегда. Так осталось ли в ней место для любви? Разве возможно, чтобы обе они равно царили в одном сердце? Вспомни, что в старину Галахед и другие преславные рыцари отворачивались от женщин, дабы всю душу, все помыслы отдать служению чести? Вдруг я окажусь помехой тебе, вдруг твое сердце дрогнет перед великим подвигом из страха причинить мне горе? Хорошенько подумай, мой прекрасный возлюбленный, прежде чем ответить. Ибо мое сердце разобьется,
Найджел смотрел на нее сияющими глазами. Душа, озарившая ее смуглое лицо, придала ему красоту, несравненно более благородную и редкостную, чем красота ее кокетливой сестры. Он склонился перед ее женским величием и прижал губы к ее руке.
— Ты, как звезда, которая указывает мне путь к вершинам, — сказал он, — Наши души отданы служению чести, и как мы можем стать помехой друг другу, если цель у нас одна?
Она покачала гордой головой:
— Так тебе кажется теперь, мой прекрасный возлюбленный, но годы способны изменить все. Как можешь ты доказать, что я и правда помогаю тебе, а не мешаю?
— Я докажу это делом, моя прекрасная возлюбленная, — ответил Найджел. — Здесь, у святилища святой Екатерины, нынче, в день святой Маргариты, я клянусь, что совершу в твою честь три подвига, как залог моей великой любви, и только тогда вновь предстану перед тобой. Три эти подвига будут доказательством, что любовь моя к тебе, как она ни велика, не была мне помехой на пути к обретению славы.
Любовь и гордость освещали ее лицо, когда она сказала:
— Я тоже принесу обет и поклянусь святой Екатериной, возле святилища которой стою. Клянусь, что буду ждать тебя, пока ты не совершишь эти три подвига и мы не встретимся вновь, но если — Боже оборони! — совершая их, ты падешь, я уйду в шалфордский монастырь и ни разу больше не посмотрю в лицо мужчины. Дай мне руку, Найджел.
Она сняла золотой филигранный браслет и надела на его загорелое запястье, читая ему вслух выгравированный по браслету девиз на старофранцузском языке: «Fais се que dois, adviegne que pourra — c'est commandé au chevalier» [14] .
Затем они на мгновение обнялись, и влюбленный юноша и любящая девушка скрепили поцелуем свою помолвку. Однако старый рыцарь нетерпеливо окликал их снизу, и рука об руку они спустились по вьющейся тропе туда, где под песчаным обрывом ждали лошади.
14
Делай, что должно, что бы ни случилось, — вот закон рыцаря (франц.).
До самого шалфордского брода сэр Джон трусил рядом с Найджелом, наставляя его напоследок в премудростях охоты от великой тревоги, что он возьмет да спутает годовика с двухлеткой, либо назовет того или другого олененком, о чем и помыслить страшно. Наконец у заросшего камышом спуска к Уэю старый рыцарь и его дочь остановили своих лошадей. На опушке темного Чантрийского леса Найджел снова оглянулся: они все еще провожали его взглядом и махали ему вслед. Дальше тропа углубилась в чащу, и деревья заслонили их. Однако долгое время спустя, когда они выехали на просеку и вновь вдали открылись шалфордские луга, он увидел, что серый мерин и его всадник медленно приближаются к холму святой Екатерины, но Мери все там же у брода наклоняется в седле, напряженно всматриваясь в густой лес, который скрыл от ее взгляда того, кому она отдала сердце. Картина открылась ему в
Но если друзья Найджела узнали, что в путь он отправляется в это утро, не дремали и его враги. Когда они с Эйлуордом выехали из леса и начали по вьющейся тропе подниматься к старой часовне святого Мученика, под брюхом Бурелета со змеиным шипением пронеслась длинная белая стрела и, дрожа, впилась в дерн. Вторая просвистела у самого уха Найджела, когда он хотел повернуть назад, но тут Эйлуорд хлестнул боевого коня по крупу, Бурелет рванулся вперед галопом и успел промчаться несколько сот ярдов, прежде чем всадник сумел с ним совладать. Эйлуорд, припав к шее своей лошади, гнал ее во всю мочь, а вокруг них свистели белые стрелы.
— Клянусь святым Павлом! — вскричал Найджел, натягивая поводья, весь белый от гнева. — Я не побегу от них, будто испуганная лань! Лучник, как ты посмел ударить моего коня и помешать мне проучить их?
— И хорошо, что посмел! — ответил Эйлуорд. — Не то, клянусь моими десятью пальцами, наш путь окончился бы в тот же день, когда начался. Их же в кустах укрылось не меньше десятка. Видишь, как их каски блестят на солнце вон там, среди папоротника, под большим буком? Если не хочешь думать о себе, так пожалей хоть коня — ведь со стрелой в брюхе он все равно до леса не доскачет.
Найджела снедала бессильная ярость.
— И я позволю, чтобы в меня, точно в чучело попугая на ярмарке, стрелял любой разбойник, который ищет мишени для своих стрел? — вскричал он. — Клянусь святым Павлом, Эйлуорд, я надену доспехи и узнаю, кто они. Помоги мне снять их с кобылы!
— Нет, мой благородный господин, помогать тебе искать смерти я не стану. Всаднику на открытом месте меряться силами с десятком лучников в кустах, это ведь то же, что сесть играть против мошенника с фальшивыми костями! Да и не разбойники они, не то бы не посмели натягивать луки под самым носом у гилфордского шерифа!
— Пожалуй, ты прав, Эйлуорд, — молвил Найджел. — Верно, это люди Поля де ла Фосса, у которого нет причин любить меня. А-а! Да вон же он сам!
Они остановились спиной к длинному склону, увенчанному часовней. Перед ними тянулась зубчатая темная опушка, где в тени деревьев блеск железа выдавал присутствие затаившихся врагов. Но тут пропел рог, между деревьев замелькали бурые куртки — лучники бежали, развертываясь неровной цепью, быстро приближаясь к двум товарищам. Их громко подбадривал горбун на могучем сером коне, словно натравливая псов на барсука. Он махал руками, вертел головой и пронзительными вскриками подгонял своих подручных.
— Заманим их подальше, мой благородный господин! Заманим на холм! — радостно воскликнул Эйлуорд. — Еще пятьсот шагов, и мы будем с ними на равных. Нет, не медли, но постарайся держаться все время чуть дальше полета стрелы, пока не настанет наш черед!
Найджел весь дрожал от нетерпения, держа руку на рукоятке меча и глядя на поспешающих за ним врагов. Но тут он вспомнил, как Чандос сказал, что холодный рассудок важнее для воина, чем горячее сердце. Совет Эйлуорда был верным и мудрым. Он повернул Бурелета, и под насмешливые выкрики за спиной оба товарища начали рысью подниматься на холм. Лучники припустили бегом, а их господин вопил и махал руками еще безумнее, чем раньше. Эйлуорд то и дело оглядывался через плечо.