Сэр Вальтер Скотт и его мир
Шрифт:
НОВЫЕ РОМАНЫ
А романы следовали один за другим. После вымученного «Певерила Пика» (1822) и перерыва, вызванного в том же году посещением Шотландии Георгом IV, Скотт закончил и опубликовал одну из самых знаменитых своих книг — «Квентина Дорварда» (1823). В ней он впервые отважился выйти за границы Британских островов и перенес действие во Францию XV века; свойственную месту и времени атмосферу вырождения рыцарства — этот исторический период как нельзя лучше отвечал складу его творческого воображения — Скотт сумел передать с незаурядной достоверностью, несмотря на то что имел довольно смутное представление о фактической стороне эпохи и на месте действия никогда не бывал. Образ Людовика XI относится к величайшим достижениям Скотта. Во Франции книгу встретили с бурным восторгом, что немало способствовало распространению славы Скотта по всей Европе. В следующем году вышли из печати «Сент-Ронанские воды», примечательная смесь современного нравоописательного романа и готической мелодрамы; судя по всему, Скотт усомнился здесь в собственном творческом воображении и тем самым испортил один из своих наиболее оригинальных замыслов. Этот роман никогда не имел успеха у читателей, хотя он и не лишен своеобразного интереса. Незадолго до того Скотта избрали президентом Эдинбургской нефтегазовой компании, которая в конце концов прогорела, так что в декабре 1827 года ему пришлось уплатить всю сумму поручительства.
Весной 1824 года Скотт сообщал Джеймсу Баллантайну: «Сент-Ронан мне никогда не нравился — этот, по-моему, будет получше». «Этот» — опубликованный в том же году роман «Редгонтлет», где он с блеском возвратился к своей первоначальной теме — судьбе якобитства в современном мире. Двух молодых героев книги — Дарси Лэтимера и Алана Фэрфорда — Скотт наградил собственными чертами; старый мистер Фэрфорд — его отец, а Зеленая Мантилья — его незабвенная первая любовь. Но эти частности представляют интерес лишь как показатель того, насколько много от себя самого Скотт вложил в этот удивительный роман, где художественное исследование истории и судьбы современной ему Шотландии сразу и волнует, и просвещает. Грандиозный эпизод крушения последней запоздалой попытки якобитских выступлений, чье завершение «не взрыв, но всхлип» 132 , — одна из лучших страниц прозы Скотта и важный «ключ» к идейному содержанию всех его «шотландских» романов.
132
«Не взрыв, но всхлип» ( перевод А. Сергеева) — последняя строка поэмы классика англоязычной поэзии ХХвекаТ. С. Элиота (1888-1965) «Бесплодная земля» (1925) — о крушении веры в духовные ценности Запада после первой мировой войны.
1825 год отмечен выходом двух романов Скотта, открывших цикл «Повести о крестоносцах», — «Обрученных», и «Талисмана» 133 . О первом и сам Скотт, и Джеймс Баллантайн, и, говоря по правде, все остальные были невысокого мнения, но второй, в котором автор сумел показать жизнь рыцаря как исполненную волнующих приключений и в то же время как воплощение чванства и жестокой бравады, всегда оставался в числе наиболее любимых романов Уэверлеевского цикла. В том же 1825 году Скотт приступил к работе над фундаментальным жизнеописанием Наполеона, к которому он решительно изменил свое юношеское отношение, полное высокомерного неприятия. Это жизнеописание стоило ему больше разысканий и трудов, чем любое другое его сочинение, но вырученной от издания прибыли предстояло основательно помочь ему после краха. (Биография вышла в 1827 году в девяти томах.) А в июле 1825 года он вместе с Локхартом и незамужней дочерью Анной совершил поездку в Ирландию — навестить молодого Вальтера и обожаемую невестку, а также посетить вызывавшую у него неизменное восхищение Марию Эджуорт, чьи романы, как он всегда утверждал, в свое время подвигли его попытаться сотворить для Шотландии то же самое, что она сотворила для Ирландии. В Дублине ему устроили чествование, но к таким торжествам он уже успел притерпеться.
133
«Не взрыв, но всхлип» («Талисман». — В ряде переводов на русский язык роман известен под названием «Ричард Львиное Сердце».
КРАХ
В ноябре Локхарт, Софья и их маленький сын отбыли в Лондон, Скотт остался один и почувствовал, что он уже немолод. Конец 1825 года не сулил ничего хорошего и в других отношениях. Лондон охватила повальная биржевая лихорадка. «Тех, кто скопил огромные состояния, — писал Локхарт, — уже не устраивал обычный процент, который им гарантировало честное правительство, по-настоящему радевшее о защите собственности, и они пустились в самые дикие и гибельные прожекты, дабы громоздить призрачные Пелионы на реальную Оссу 134 своих набитых кошельков; и вот бессовестные фантазеры, коим нечего терять, а потому остается лишь наживать, обнаружили, что могут легко занять у своих ближних с тугой мошной средства на авантюры собственного измышления, сумасбродней которых не видывали со времен лопнувших мыльных пузырей «Южных морей» и Миссисипской аферы 135 ». Робинсон из фирмы «Херст, Робинсон и К°», которая заменила Лонгмана в качестве лондонских партнеров Констебла и от которой по этой причине зависели финансы и Констебла, и Скотта, и Джеймса Баллантайна (Джон умер в 1821 году), прогорел на спекуляциях, и пошли слухи о том, что фирма не в состоянии платить по обязательствам. Констебл, как обычно, по уши в долгах по срочным обязательствам и встревоженный судьбой многочисленных подписанных им векселей — стандартных и дружеских (когда А выдает вексель Б за услуги, которые Б должен оказать В, после чего В заплатит Б, так что А вернет свои деньги, и нередко при этом Б выдает А встречный вексель на ту же сумму), заволновался и поспешил в Лондон узнать, нельзя ли что исправить. Скотт, находясь в Эдинбурге на судебной сессии, усердно и нетипично медленно работал над «Наполеоном», взволнованно ловил слухи и уповал на лучшее. А дело обстояло просто: вся разветвленная система вексельного кредита, на которой зиждилось существование Констебла, Скотта и Баллантайна, была готова рухнуть.
134
Пелион и Осса — горы в Греции; фигурируют у Шекспира («Гамлет», акт V, 1) как олицетворения высоты и в то же время крайнего преувеличения.
135
«Акционерная компания Южных морей», основанная в 1711 г. для торговли с испанскими владениями в Южной Америке, в 1720 г. потерпела в результате спекулятивных операций сокрушительное банкротство, вызвавшее в стране финансовый кризис. Миссисипская афера связана с учреждением в Париже в 1717 г. акционерного общества «Западная компания», переименованного впоследствии в «Компанию Индий» по освоению и разработке бассейна реки Миссисипи, где якобы имелись месторождения золота. Под это мифическое золото было выпущено огромное количество бумажных денег, что в 1720 г. вызвало грандиозный крах акционерного общества и инфляцию во Франции.
В таком тревожном состоянии Скотт 20 ноября 1825 года начал свой «Дневник». Он записывает впечатления от Ирландии, жалуется на наплыв посторонних в Абботсфорд и поверяет бумаге свою «решимость навести экономию». 14 декабря он отмечает беспокойство «по поводу лондонского валютного рынка». Он решает занять 10 000 фунтов под залог Абботсфорда, что допускалось брачным договором сына Вальтера. Он подсчитывает долги и возможности. Через четыре дня, судя по всему, происходит наихудшее: «Кейделл получил письма из Лондона с известием о почти верном крахе „Херста и Робинсона“,
«Дурные, чудовищно дурные известия, что я получил, не лишили меня чести и не сломили. Я напоследок прошелся по землям, что засадил деревьями, — в последний раз посидел под сводами, мной возведенными. Но смерть все равно бы их у меня отняла, даже если б несчастье и пощадило. Бедные мои подопечные, кого я столь верно любил! Не хватало еще, чтобы в этой полосе неудач мне выпала последняя черная карта, иными словами, чтобы я сломал свой волшебный жезл, свалившись со слона удачи, и фортуна отвратила от меня лик свой. Тогда „Вудсток“ (его последний по времени роман. — Д. Д.) и „Бонни“ 136 могут оба отправляться под нож, а мне впору пристраститься к сигарам и грогу, удариться в религию или найти для мозгов какое-нибудь другое занятие. Не знаю уж, разрешат ли мне уйти из Высшего суда в виду полного разорения. Сдается мне, я был бы не прочь отправиться за границу
136
Уменьшительно-уничижительное от Бонапарт.
«И в землю лечь вдали от Твида».
Но глаза у меня, чувствую, на мокром месте, а это никуда не годится. Я не уступлю без борьбы…»
Кокберн оставил незабываемое описание того, как принял Эдинбург разорение Скотта:
«Начало года 1826-го будет навсегда печально памятно тем, кто помнит всех в Эдинбурге тогда поразившее — как гром среди ясного неба — неожиданное банкротство Скотта вследствие разорения книгопродавца Констебла и печатника Баллантайна. Расступись земля и поглоти половину города — и то всеобщий столбняк, скорбь и смятение были бы меньше. Баллантайн и Констебл были предприниматели, и их крах, когда б дело этим и ограничилось, мог бы вызвать сожаление как всего лишь несчастный случай на поприще коммерции. Но сэр Вальтер! Нам и в голову не могло прийти, что он до такой степени утратит здравый смысл и пустится в торговлю. Мы чувствовали себя посрамленными, узрев его, нашу всеобщую гордость, лишенным достоинства и своего высокого положения, а все плоды его дарований и трудов сгинувшими втуне. Тогда у него даже политических врагов не осталось. Среди тех, кого так глубоко уязвила его неосмотрительность, не было никого, кто не отдал бы всех излишков имения своего, лишь бы спасти сэра Вальтера.
Прекрасно помню первое появление Скотта на людях после того, как его бедствие стало достоянием гласности, — в один январский день 1826 года он пришел на заседание Суда. В его манере не было ни напускной, ни естественной напряженности человека, которому предстоит неприятное испытание; не было ничего от показного безразличия или демонстративного вызова; он держал себя с достоинством и скромностью джентльмена безукоризненной честности, который, однако, знает, что где-то проштрафился, и исполнен самых высоких и достойных намерений. Если не ошибаюсь, именно в этот день он произнес прекрасные слова. Кое-кто из знакомых предложили, вернее, изъявили желание предложить ему сумму, достаточную, по их расчетам, чтобы он смог уладить дела с кредиторами. Он помолчал с минуту, а затем, собравшись с духом, сказал: «Нет! Мне поможет моя правая рука!»
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Как принял свое разорение сам Скотт и каково было состояние его духа на протяжении немногих оставшихся ему лет ухудшающегося здоровья — обо всем этом проникновенно рассказано в «Дневнике», удивительном документе, который можно было цитировать до бесконечности, когда б позволяло место. Он держался с безропотным и в то же время исполненным несомненной гордости стоицизмом, однако поведение его не было столь благородным, как это представлялось Кокберну или ему самому. Абботсфорд, например, был закреплен за молодым Вальтером и, следовательно, не мог, вопреки предположениям Баллантайна и его кредиторов, быть продан за наличные или пойти в заклад. А многие торговцы, которым задолжал Скотт, нуждались в деньгах и не могли ждать до бесконечности — Скотт об этом, похоже, и не задумывался. Но он твердо решил расплатиться со всеми при помощи своего пера и положил себе неустанно писать до конца жизни, чтобы выполнить это решение. Его главные кредиторы, проявили понимание: они согласились учредить Совет по опеке, куда прибыли от Скоттовых сочинений поступали бы до тех пор, пока не будут погашены все долги. Последние составляли 116 838 фунтов 11 шиллингов и 3 пенса, из которых 20 066 фунтов 13 шиллингов и 9 пенсов были его личной задолженностью, 12 615 фунтов 6 шиллингов и 7 пенсов — долгами Джеймса Баллантайна или обоих партнеров; долги, сделанные ради «Арчибальда Констебла и К°», какие должен был оплачивать Скотт, равнялись 9129 фунтам и 9 шиллингам; наконец, в распоряжении третьих лиц находились учтенные векселя на сумму 75 026 фунтов 15 шиллингов и 11 пенсов. Сверх того была еще ссуда в 10 000 фунтов, взятая под залог Абботсфорда. Ко дню его смерти опекуны успели выручить по 11 шиллингов на фунт долга, однако Скотт, который урезал расходы на жизнь не так радикально, как предполагал поначалу, наделал новых личных долгов. Он продолжал получать жалованье шерифа и секретаря Сессионного суда. Дом на Замковой улице пошел с молотка, Скотт жил теперь в Абботсфорде, и опекуны оставили ему абботсфордскую обстановку и библиотеку. Когда дела Суда призывали его в Эдинбург, он снимал там квартиру.
«Вудсток», исторический роман об Англии XVII века, был окончен в марте 1826 года; напряженные обстоятельства, в которых он писался, не оставили заметных следов на этой увлекательной книге с добротной фабулой. Роман был предложен Лонгману, и опекуны выручили за него свыше 6000 фунтов. Скотт же вернулся к упорным трудам над «Наполеоном», за которого Лонгман согласился уплатить в общей сложности 10 500 гиней. Решение Скотта начинало приносить ощутимые плоды. Тем временем Скотт продолжал принимать гостей, прежде всего старых друзей, и ему еще выпадали радостные дни и вечера — в Абботсфорде.