Серая чума
Шрифт:
Не слишком удачно приземлившийся при этом Ромул – спасибо смягчившему удар снегу – морщась и потирая ушибленное плечо разорвал дистанцию и не торопясь пошел собирать потерянные в ходе поединка вещи. Он подобрал щит, дернул из земли встрявший в нее остриём меч, после чего вразвалочку двинул обратно к орку.
Серокожему понадобилось секунд десять чтобы понять, что он уже, по сути, умер. Здоровяк издал полный звериной злобы и отчаяния крик и попытался последним прыжком – в который вложил все силы – достать стоящего в трех метрах человека. Не получилось. Ромул просто сдвинулся в сторону, пропуская вражеское тело мимо себя, а когда орк потерял равновесие и завалился
Отсек голову, вытер окровавленный клинок об одежду убитого им орка, привычным движением вложил его в ножны, после чего расправил плечи и осмотрелся. Обе стоящие друг на против друга армии на секунду притихли от неожиданного исхода поединка. На поле предстоящего боя начли, медленно кружась в воздухе, опускаться сорвавшиеся с неба снежинки.
Ромул нагнулся, поднял окровавленную голову орка – размером с небольшой пятилитровый бочонок – и в победном жесте вскинул ее вверх. С обеих сторон раздались бурные крики: люди вопили приветственно и радостно. Победа поединщика перед сражением издревле считалась хорошим знаком, хоть с практической точки зрения никакого значения и не имела. Орки же кричали яростно и возмущенно. Совсем не такого исхода они ждали от своего чемпиона.
Перевертыш тем временем повернулся к серокожим и издевательски поклонившись неторопливо пошел обратно. Голову, что характерно, он так и не бросил.
– Пушкарям приготовиться. Как только Ромул дойдет до строя быть готовыми открыть огонь ядрами!
– К сожалению, из четырнадцати пушек на дальнюю дистанцию могли стрелять только четыре штуки, относящиеся ко второму поколению. Остальные для этого были слишком хлипкие, и существовала вполне реальная опасность, что такое, с позволения сказать, орудие просто разорвет. Из них стреляли только картечью. – Огонь!
Четыре пушки не слишком слитно рявкнули, выплевывая в сторону орков небольшие чугунные шары и обозначая тем самым начало сражения. Двести метров для порохового оружия – это в любом случае не очень много. Даже мушкетная пуля вполне способна – если попадет, конечно, с чем, собственно и были основные проблемы - на таком расстоянии натворить делов, ну а пушечные ядра влетев в строй серокожих проделали настоящие просеки. Два из них. Те, которые попали в цель, мгновенно отправили на тот свет по несколько орков. Одно ядро ушло выше, а четвертое – зарылось в снег перед строем, взметнув воздух настоящий фонтан мелкой снежной пыли.
Выстрелы пушек явно переполнили чашу терпения неизвестного орочьего командующего и стали таким себе своеобразным сигналом к атаке. Собственно, серокожие в понуканиях и сами не нуждались: с яростными криками, размахивая оружием орда бросилась вперед.
Выглядело это конечно жутковато, но, надо признать, что, если бы дикари вместо этого основанного на эмоциях порыва, двинулись бы вперед четко соблюдая строй и шагая слитно под бой барабана, граф бы встревожился гораздо больше. А так…
– Посмотрим еще кто-кого, - тихо пробормотал Серов, а в слух скомандовал, – картечью огонь!
Оставшиеся до этого заряженными пушки окутались дымными облачками и по набегающей волне орков как будто прошлось здоровенной косой смерти. Крепкие в прочих случаях шиты против разогнанных до околозвуковых скоростей железных горошин не играли совершенно. Первый же залп выбил из строя пару сотен серокожих тел. Сколько из них сразу отправились на знакомство с духами предков, а сколько отделались той или иной степени тяжести ранениями – неизвестно. Да и не важно, в общем-то.
Так же начали
А вот у арбалетчиков, не раз и не два уже становившихся для Александра такой себе палочкой-выручалочкой, способной решать исход сражений, на этот раз дела шли не слишком хорошо. В отличии от свинцовых пуль болты, пущенные через головы копейщиков, показывали крайне низкую эффективность. Да, они достаточно уверенно пробивали орочьи щиты, вот только при этом в них и застревали, редко когда нанося «заброневой» урон. Нет, некоторым тяжелым и коротким стрелкам удавалось проскользнуть в какую-нибудь щель, собирая свою долю кровавой жатвы, вот только доля эта была крайне небольшой. Одна радость – высунуться из-за щитов орки тоже не могли: когда по тебе три сотни арбалетчиков раз в двадцать секунд делают полноценный залп, очень быстро теряется желание подставлять незащищенные части тела.
Две сотни метров орки преодолели за полторы минуты. Выставленные колья, рогатки, ров с валом – все это несколько замедлило серокожих, не позволив им с разгона смять бойцов графа. Ну и конечно частокол из пик и продолжающийся обстрел тоже сказывались, не без этого. Городскому ополчению в этом плане пришлось гораздо труднее. Орки с грохотом навалились на строй людей, попытавшись сходу смять более мелких противников, прорвать фронт и решить исход битвы не затягивая дело.
Впрочем, как оказалось, горожане, не смотря на все свое высокомерие, тоже не зря ели свой хлеб. Ополченцы, которые возможно в поединке один на один не стоили вообще ничего, отлично умели держать строй. Навалившиеся на них орки – этим надо отметить тоже досталось: в отличии от арбалетов, оказавшихся в данной ситуации не лучшим оружием, луки способные бить навесом были вполне эффективны – как будто напоролись на гранитную скалу. Нет, если бы серокожие умели полноценно сражаться в строю, они бы людей точно передавили, просто за счет массы, но дикари сражались как бы по отдельности, каждый сам за себя и оттого не смотря на суммарное преимущество в силе, стартовый их натиск к быстрой победе не привел. Что, впрочем, совсем не гарантировало людям успех на длительной дистанции.
По всей линии фронта закипела ожесточенная битва. Люди на смотря на натиск противника почти везде держались, не позволяя себе прогибаться. Лишь только на правом фланге, где была сосредоточено восемьдесят процентов человеческой конницы, а передняя линия состояла из слабовооружённой и плохообученной баронской пехоты, фронт начал быстро сползать на запад. Впрочем, это было учтено планом, поэтому пока никто особо не проживал. Ну а то что план предполагал гибель четырёх сотен бывших крестьян, так кто их считает, всегда можно еще набрать.