Серая чума
Шрифт:
– Немедленно.
– Ну-ну… Вы так говорите только потому, что на самом деле он этого не прикажет… – насмешливо посмотрела на него Моав. – Хотела бы я посмотреть на вас…
– Сударыня Моав, паладины никогда не лгут, – строго посмотрел на нее лод Гвэйдеон. – В Астаро говорится: «Лгать легче, чем говорить правду, но единожды солгавший открывает свою душу Близнецу, и с каждой следующей ложью проход ширится». Ни один паладин никогда не произносил слов лжи. Никогда.
– Вот как? – Улыбка Моав стала еще насмешливее. – Но как же ваше притворство там, когда вы соглашались выдать себя за
– Нет. Вот что говорит Астаро: «Ложь, используемая для посрамления колдуна или иного прислужника Близнеца, не есть ложь». Колдуны – зло, сударыня Моав, и Астаро говорит: «Грех, обращенный на колдуна, – не грех, но добродетель».
– Вы что, знаете эту книгу наизусть?
– Разумеется. Я же паладин.
Лод Гвэйдеон закончил свежевать заячью тушку, промыл ее и начал разделывать гольбейном. Керефовый кинжал отлично подходит и для охоты на бракса, и для резки мяса. Паладин покрошил дичь на кусочки, положил в котелок, залил водой, добавил соли и лука.
– Пусть прокипит, – прикрыл котелок крышкой лод Гвэйдеон и начал чистить картофель. – Заячье рагу – весьма вкусное блюдо, особенно если не жалеть специй. Хотя еще я могу приготовить из зайца котлеты или паштет, могу потушить, поджарить в сметане…
– Выходит, по отношению к колдуну разрешен любой грех? – не дала ему отклониться от темы Моав.
– Да, – сквозь зубы ответил паладин, нечаянно раздавив картофелину.
– И он не считается за грех? Украл ты что-нибудь у колдуна, убил его, или, скажем, изнасиловал колдунью?…
На последнем моменте лод Гвэйдеон замешкался, явно просматривая мысленно страницы Астаро.
– Д-да… – наконец принял решение он. – Любой грех не в счет, если он идет во вред колдуну.
– А колдовство – это ведь тоже грех?
– Один из самых страшных.
– Но, если колдовство направлено против другого колдуна… тогда это грех?
Лод Гвэйдеон нахмурился. Подобный парадокс Астаро не предусматривает.
– Позвольте, я изложу все факты, – ехидно улыбнулась Моав. – ЛЮБОЙ грех прощается, если он вредит колдуну. Колдовство – тоже грех. Делаем вывод – если сражаются два колдуна, грех колдовства прощается им обоим.
– Ну, не исключаю, что вы правы… – с некоторым сомнением согласился лод Гвэйдеон. – Я не так уж силен в богословии, это дело монахов и жриц, не паладинов…
– А далее можно сделать еще один вывод! – усмехнулась Моав. – Колдун, помогающий в войне против других колдунов, – не грешник, и карать его не за что!
Паладин озадаченно молчал. Наконец он собрался с духом и медленно ответил:
– Астаро говорит: «В борьбе с колдовством дозволяются все средства, кроме встречного колдовства».
– А как же тогда магия владыки Креола? И ваша собственная? Разве вы не исцеляете людей колдовством?
– Не колдовством! – гневно сверкнул глазами паладин. – Не колдовством, но священным чудом Пречистой Девы! Не я, но она через мои руки помогает страждущим и болезным!
– Вы в самом деле так считаете? – насмешливо улыбнулась колдунья. – Ну хорошо, а что же с владыкой Креолом?
Лод Гвэйдеон рассерженно сжал губы. В его взгляде начало появляться раздражение. Паладины не привыкли вести продолжительные богословские споры со скептиками – тем более, что на Каабаре таковых давно уже не осталось. В первый момент лод Гвэйдеон хотел ответить, что сила святых также проистекает от Пречистой Девы, но вспомнил собственное посещение Хрустальных Чертогов, то, как бесцеремонно Креол говорил с Инанной… Нет, апостолы так со своими богами не разговаривают… Да и вообще за последние месяцы лод Гвэйдеон много чего видел и слышал, в том числе и свою собственную богиню. Его мировоззрение постепенно начинало меняться – ширилось, вбирало в себя новые факты и понятия.
– Кроме Близнеца существуют и другие Повелители Тьмы, – наконец собрался с мыслями он. – Вероятно… вероятно… вероятно, кроме Пречистой Девы также существуют и другие… другие Повелители Света… но это только мое предположение! – отчаянно добавил он. – Скорее всего, я ошибаюсь!
Слова, произнесенные сейчас паладином, на Каабаре прозвучали бы страшной ересью. Произнеси их простой мирянин – и жизнь его очень скоро окончится на аутодафе.
– Хорошо… Тогда, значит…
– Я не желаю больше говорить на эту тему! – повысил голос лод Гвэйдеон. – Мне кажется, вы пытаетесь искусить меня гнусной колдовской ересью, сударыня Моав! Если вы произнесете еще хоть одно слово об этом, я буду вынужден пронзить вас мечом!
– И нарушить приказ владыки Креола?
– Это последнее предупреждение, сударыня Моав! Если вы дорожите своей презренной жизнью – умолкните!
Колдунья неохотно замолчала. В голосе паладина появились стальные нотки – он явно намеревался привести угрозу в исполнение.
В наступившей тишине стали слышны слабые голоса из-за кареты – Ванесса тихо и методично перечисляла принцессе недостатки своего учителя.
– Он садист. Злобный, кровожадный садист.
– Ах, маркиза, ну что вы говорите, нельзя называть так людей! – поморщилась Гвениола. – Всего лишь небольшая эксцентричность – это даже пикантно!
– У него взрывной характер. Он психует из-за любой ерунды. А когда он психует… кругом валяются трупы. У него взрывной характер не только в ПЕРЕНОСНОМ смысле!
– У нас в Ларии подобное называют сильным темпераментом, – высокомерно отмахнулась принцесса. – И это оч-чень возбуждающе…
– Он гораздо старше, чем выглядит! Ему девяносто четыре года!
– Маркиза, вы докатились до откровенной лжи… – фыркнула Гвениола. – Вы думаете, я поверю в такую чепуху?
Ванесса выпятила нижнюю челюсть, с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить. Она усиленно вспоминала о прочих недостатках Креола.
– Он… он эгоист. Махровый эгоист. Думает только о себе.
– В самом деле? – нахмурилась принцесса. Подобная черта у фаворита крайне нежелательна. – Пока что я за ним этого не замечала…
– Конечно! Вот… э-э-э… вот если у тебя случился пожар – что ты вынесешь из дома в первую очередь? Только отвечать без раздумий!
– А я… я… а… а… а… и… я… – заметалась принцесса. – Я не знаю, не знаю!!!
– Истерична, несобранна и не можешь сама о себе позаботиться, – удовлетворенно констатировала Ванесса. – А вот Креол на этот вопрос ответит – «себя». Потому что для него есть только одна ценность – он сам!