Сердца и судьбы
Шрифт:
Маркиза в отчаянном стремлении вернуть себе юность и красоту – и не просто из тщеславия, но чтобы стать совсем уж правдоподобной матерью для крошки Нелл, затеяла черную мессу с применением пентаграмм, огня, крови летучих мышей (а ее добыть, как вы прекрасно понимаете, куда сложнее, чем кровь агнца) и корня окопника. Маркиз вздохнул, но облекся, как положено, в черное с серебром одеяние, а Марта простонала «неужто опять!» и согласилась махать кадильницей, в которой таинственные ароматические травы горели на тлеющих древесных угольках. (Общий возраст этой троицы перевалил далеко за две сотни лет; полагаю, нельзя винить людей за то, что они пробуют все способы вернуть утраченную юность, хотя, конечно, их можно обвинить в безрассудности.) Церемония должна была начаться при первом ударе часов, отбивающих полночь, в Большом Зале старого замка.
Крошка Нелл мирно спала у себя в башне и не подозревала ни о чем из ряда вон выходящем. Снаружи ухала сова, стенал ветер, а над башнями замка словно бы сгущались и клубились черные тучи, хотя я полагаю и безусловно надеюсь, что причиной были погодные условия, а никак не призывы к дьяволу явиться.
Однако я обязана все-таки сказать, что ночь выдалась на редкость жуткая. Воздать ей должное не мог бы и фильм ужасов. Полуночные деревья бешено раскачивали вершины, точно стараясь вырвать свои корни из земли и умчаться с ветром куда угодно, лишь бы не оставаться здесь, а замковые кошки прятались под той источенной жучком, пропаутиненной старинной мебелью, какую могли отыскать, и их желтые дьявольские глаза мерцали повсюду.
Нелл спала! Она всегда спала. Великое благо, даруемое добрым сердцем. Ее головка касалась подушки, синие глазки смежались, дыхание становилось ровным, она засыпала и сладко спала до утра, когда потягивалась, глубоко вздыхала и вскакивала с постельки в том полном приятных предчувствий радостном возбуждении, которое ведомо только очень юным и счастливым. А почему бы ей и не быть счастливой? Никто не объяснял, как безобразны и чудаковаты (и, конечно, дряхлы) ее предполагаемые родители, никто не хмурился и не поднимал брови на пыль и грязь. Нелл принимала милорда, миледи и замок такими, какими они ей представлялись, а так как по натуре она была веселой и доброй, то представлялись они ей очень хорошими.
Однако должна сказать, что счастье это уже стало прошлым, ибо в эту самую ночь пребывание Нелл в замке подошло к внезапному и ужасающему концу.
Из круглой комнатки на верхнем этаже Западной башни (Нелл спала в Восточной) в грозовые ночи запускался змей на конце длинной веревки с вплетенной в нее проволокой. Конец веревки был привязан к двухфутовому восковому изображению маркизы, уложенному на подстилку из сена. Змей должен был влить в маркизу молнию – а с ней жизнь, силы, юность и так далее. (Если бы это сработало, она, несомненно, сделала бы то же для мужа, и его восковое изображение было бы тотчас там положено в ожидании грозы. Низость была ей чужда. Она любила мужа. Читатель, мне не нравится писать о таких вещах – у меня возникает ощущение, что на меня навели чару, как выражаются дети.) Так поторопимся же. Но только прежде упомянем, что Бенджамин Франклин, викторианский философ и естествоиспытатель, запустил точно такого змея и сумел-таки спустить по проволоке электричество с неприятными для себя последствиями, поскольку находился у нижнего ее конца. Ну, так ведь он представления не имел, с чем имеет дело! А после этого получил его. Кое-каким вещам род человеческий все же научается. Ну, тому-сему.
В половине первого, когда заклинания, песнопения и падения ниц были в самом разгаре, молния сбежала по проволоке, во мгновение ока растопила изображение маркизы и запалила сено. Никто этого не заметил. Естественно. Ни маркиза, ни маркиз, ни Марта. Все трое были слишком сосредоточены на том огне юности и страсти, который дьявол, предположительно, должен был запалить в их слабеньких морщинистых грудных клетках… а может быть, и запалил! Мне что-то начинает казаться, что дьявол в ту ночь, пожалуй, и в самом деле прошелестел где-то совсем рядом и развернул свои страховидные кожистые крылья почти у самой щечки спящей Нелл. Огонь в Западной башне разбежался множеством жгучих жучков, которые, съев сено, закишели на половицах, посыпались сквозь щели в нижнюю комнату, где съели все, что сумели, становясь все больше, все сильней – и все голоднее! Ву-у-у-ух! Каким сухим и горючим был старый замок!
А в другой стране, в сотне миль оттуда Хелен, мать Нелл, заметалась и застонала во сне, а отец Нелл в еще одной стране проснулся и протянул руку, ища успокоения, к своей сопостельнице Элизе – он, который так редко, казалось бы, нуждался в успокоении, утешении, в какой бы то ни было помощи. Говорю же вам – это была странная ночь.
Нелл спала в Восточной башне. Пожар начался в Западной башне, прокрался вниз, раздуваемый сильным ветром (и дьявольскими крылами, если вас интересует мнение местных жителей, а кто возьмется утверждать, что они ошибались! Если вы вызываете дьявола, то будьте уверены, накликаете что-нибудь очень скверное, и ничего хорошего для вас из этого не выйдет, каким бы сильным, мудрым и могущественным вы себя ни воображали!), и стеной пламени ворвался в Большой Зал, где продолжалась черная месса. Маркиза, чокнутая до последней секунды, заковыляла не от огня, а к нему, веруя, что набегающие волны пламени суть некий источник вечной юности и, вступив в них, она выйдет бессмертной и такой неземной красоты, что все мужчины навеки станут ее рабами и так далее, а также отведет Нелл в деревенскую школу, не вызвав никаких сомнений. Она, разумеется, никуда не вышла, а сгорела дотла. Маркиз, который любил свою жену такой, какой она была, и оставался совершенно равнодушен к тому, что ей не удавалось стать вечно юной и прекрасной, побежал за ней, чтобы воспрепятствовать ее безумному намерению, но запутался в своем магическом одеянии, упал, и орды огненных дьявольских жучков разбежались по тяжелым складкам пропыленной ткани, и он тоже умер. Не думаю, чтобы она или он испытали большие страдания, я думаю, сила чувств во многом заглушила физическую боль. Она была всем существом убеждена в своем чудесном воскресении, он был всем существом сосредоточен на стремлении спасти ее! Я же говорю, они не были дурными людьми, а просто не желали спокойно удалиться в сумерки своей старости, только и всего, – и желание их сбылось и пожрало их.
Но Марта, третья участница их дьявольской эскапады, их губительной черной мессы, при виде огня пустилась наутек и мгновенно выскочила за дверь. Она была грузной старухой на девятом десятке лет, но в случае необходимости могла двигаться достаточно быстро. А уж это, разумеется, была необходимость из необходимостей. Деревянные ступеньки винтовой лестницы в башне Нелл уже тлели, когда Марта тяжело взбиралась по ним, чтобы снасти девочку – из крыши замка повсюду вырывались огромные языки пламени, словно стараясь дотянуться до неба, а ветер ревел и завывал вокруг.
Нелл проснулась, когда было грубо схвачена, переброшена через плечо Марты и затряслась вниз по лестнице – трюх, трюх, – и куда бы она ни смотрела, всюду был огонь, а бедные босые подошвы Марты (маркиза, упокой Господь ее душу! – требовала вызывать дьявола на босу ногу) наступали на угольки, и на бегу она вопила «Le diable! Le diable!» [17] и это пугало бедняжку Нелл больше всего остального. Кому же приятно думать, что их настигает дьявол! А Марта, естественно, именно это и думала. И неудивительно. Она согрешила.
17
Дьявол! Дьявол! (фр.).
Ее господин и ее госпожа понесли кару, погибли. А теперь ее очередь!
Марта добралась до маленького «де-шво», стоявшего во дворе, и хотя – по различным причинам, касаться которых я здесь не стану, чтобы не задерживать нас, – последний раз она управляла автомобилем по меньшей мере сорок лет назад, запихнула Нелл на заднее сиденье, прыгнула за руль и со скрежетом передач, который при других обстоятельствах дни и дни служил бы предметом разговоров, рванула прочь от огненного пекла. Повернула она к шоссе, а не к деревне – в противоположную сторону от нее. Она ведь не за помощью ехала, а торопилась оставить как можно большее расстояние между пылающим замком и собой. Но, конечно, так просто от дьявола не спасешься!
Как вы помните, читатель, пока Нелл жила в замке, де Труаты хранили ее существование в тайне, она находилась у них незаконно, дитя черного рынка. Другие тайноприемные родители смело объявляют себя тетями и дядями либо дедушками и бабушками или уезжают на два-три года и возвращаются с ребенком, словно бы приобретенным естественным путем, но де Труаты подобных разумных мер не приняли. Кое-кто из жителей деревни видел в замке ребенка, но помалкивал. Столь обворожительная девочка, изящная, как эльф, с огромными чарующими глазами, вполне могла быть видением и исчезнуть, прежде чем толком разберешься, здесь она или только кажется. Жаль прогнать подобное создание. Ну а к тому же, вы знаете, что такое деревенские жители: язык привыкли держать за зубами и верить, что слово серебро, а молчание – золото.